Была ли это давно задуманная им месть? Знал ли он, что в конце концов Верити падет жертвой любви?
Любовь.
Такое короткое слово, чтобы выразить ее чувства.
Она любила герцога Кайлмора. А эта любовь могла привести лишь к гибели.
Глава 18
Кайлмор не спал, он лежал в почти пустой маленькой комнате, которую выбрал для себя в этом ненавистном доме. Эта комната не принадлежала ему, когда он был мальчиком. Ни гордость, ни сила воли не могли заставить его спать в бывшей детской. Расположенная в конце коридора, она так и оставалась пустой и заброшенной.
В ней не было ничего, кроме завывающих призраков, которые возвращались и врывались в его сны.
Этой ночью сны повторятся. Кайлмор это знал. И он не найдет успокоения, ничьи теплые руки не обнимут его, никто не шепнет слов утешения.
Верити не придет к нему. Зачем ей приходить?
Он не видел ее с прошлой ночи, когда оставил спать в одиночестве. Возможно, было бы лучше всего больше никогда не видеть ее.
Хэмиш мог бы перевезти ее на лодке через озеро к Обану, откуда она могла бы добраться до Уитби. Хэмиш охотно сделает это. Его старый наставник никогда не одобрял обращения Кайлмора со своей любовницей.
Имел на это основания.
Кайлмор беспокойно заворочался на кровати. Физически он был измучен. Но его ум отказывался успокоиться.
Кайлмор вспоминал свое отчаяние, когда упала Верити. Откровенный ужас в ее глазах, когда она прижималась к склону горы.
Кайлмор сказал Хэмишу, что хотел сломить ее. Проклятие, это и было целью всего необдуманного плана.
Но вопреки его ожиданиям прошлой ночью он не испытал ни малейшего удовлетворения, увидев ее унижение.
Когда она дала ему понять, что смирится с его присутствием в своей постели, у нее не было выбора.
Когда-то все, что ему было нужно, – это на все согласная, послушная любовница. Когда-то он бы без колебаний взял бы то, что она предлагала. Но это было, когда он знал одну лишь Сорайю.
Сорайя бы терпеливо переносила его знаки внимания. Верити, Верити, которую он узнал за эти последние дни, испытывала страдания. Как она страдала с тех пор, как он привез ее в долину.
Кайлмор устал от самообмана. Он больше не мог делать вид, что ее сопротивление – притворство, под которым скрывается такое же неистовое желание.
Нет, она не переставала повторять, что презирает его. Настало время набраться храбрости и признать, что это правда. О да, он доставлял ей удовольствие, но это удовольствие ранило ее как удары ножа. Она ненавидела его за то, что он соблазнял ее. Хуже того, она ненавидела себя за слабость, зато не могла не отвечать на его ласки.
Кайлмор всегда опасался, что страсть приведет его к невероятным страданиям.
Ему не следовало преследовать ее, когда она уехала из Кенсингтона.
Он должен отпустить ее.
Это будет самое трудное испытание за всю его жизнь. Но удерживать ее – значит рисковать ее жизнью и ее разумом, он должен дать ей свободу.
Ее крик над пропастью все еще звучал в его голове и заставлял сердце сжиматься от ужаса. Кайлмор чуть не потерял ее. И теперь, казалось, должен потерять ее по-настоящему.
Вчера он получил несколько полезных уроков. Ни одного приятного. И все запоздалые.
Невидящим взглядом Кайлмор смотрел в темноту и давал клятву, что совершит правильный поступок. В кои-то веки.
У него нет выбора.
Мучительное решение принято. Но раздумье о принятом решении оказалось беспокойным компаньоном. Особенно теперь, когда женщина, которую он желал, стала для него навеки недосягаемой.
Навеки.
Какое холодное слово.
Господи, если бы только он мог заснуть. Даже кошмары были бы лучше, чем эти размышления о жизни без нее.
Кайлмор подавил стон. Боль была слишком острой.
Он не вынесет ее.
«Я могу вынести боль. Ради нее».
Он перевернулся и снова застонал. Простыни раздражали его кожу. Все мускулы болели после вчерашних приключений и сегодняшней долгой поездки верхом. Он нуждался в отдыхе, но его ожидала бесконечная ночь, одинокое бдение.
Первая из многих. Единственное утешение – у него хватило силы воли поступить по-мужски.
Только бы наступил рассвет.
Но когда наступит рассвет, придется проститься с Верити.
Боже, пусть эта ночь никогда не кончается.
Было далеко за полночь, когда Кайлмор услышал, как звякнула защелка. Он повернулся и посмотрел на дверь, которая медленно открылась.
Мерцающий золотистый свет прорезал темноту. Ослепленный, не веря своим глазам, Кайлмор смотрел на Верити, стоявшую на пороге. Горевшая свеча придавала таинственный блеск глазам, светившимся на ее бледном лице. Шелковый халат был небрежно завязан на стройной талии, а роскошные распущенные волосы свободно падали на плечи.
Цель всех желаний герцога была так близко, что от его решимости почти ничего не осталось.
Вдруг у него мелькнула мысль, что только крайняя необходимость заставила ее прийти к нему. Он мгновенно встревожился и сел, прислонившись к спинке кровати.
– Верити, ты здорова? – спросил он с беспокойством.
Не заболела ли она?
– Да, спасибо.
Он не сомневался, что она говорит правду. Ее голос был спокоен, в нем даже слышались насмешливые нотки, а лицо казалось серьезным, но как-то странно безмятежным. Она держала свечу так уверенно, что пламя даже не колебалось в неподвижном воздухе.
Изумление Кайлмора возрастало. Если Верити не больна, то что, черт побери, она задумала?
Удивление и растерянность приковали его к постели. Она поставила свечу на простой деревянный туалетный столик. Он заметил сквозь тонкую ткань халата смутные очертания груди и бедер. Неутолимый жар желания становился невыносимым.
Совесть говорила Кайлмору, что он не имеет права дотронуться до нее. Но его тело бурно протестовало. Кайлмор чувствовал себя грубым животным, если не хуже.
Она приближалась к нему, шурша шелком халата. В слабом свете Кайлмор увидел улыбку, так могла улыбаться только Сорайя. В этой улыбке было искушение, понимание и уверенность. Будь это другая женщина, он истолковал бы блеск в ее глазах как желание.
Но это была Верити, и ожидать можно было чего угодно.
– Какого черта тебе здесь надо? – грубо спросил он, прибегая к гневу как к своей единственной защите.