Тяжелая челюсть отца, высокий лоб матери и темная коса, постоянно бьющаяся о крепкий, круглый зад, так сильно напоминая удары хлыста.
Борис нахмурился, ощущая внутри дискомфорт от этой мысли, но быстро отбросил ее в сторону.
Пермяков часто говорил о младшей. Порой Борису казалось, что сватал. Но это просто отцовская гордость за девчонку сорванца.
Не каждая полезет на трехметровое дерево за летучим змеем. И точно не каждая отправится в лодке на другой конец озера, чтобы найти клад.
Борисом никто никогда не гордился. Каждое его движение осуждалось, каждый проступок карался ударами ремня.
И он даже ощутил мимолетную зависть к этой девочке, что уже выплясывала вокруг залитого дождем костра, пока другие люди начинали запевать народный мотив.
Нина… Она вытянула людей в хоровод и со смехом заставила пойти упиравшуюся сестру.
Когда она нашла взглядом мать, а та начала пятиться, Борису хотелось последовать ее примеру.
Потому что было ощущение, что на него несется тайфун из эмоций и смеха.
Борис не мог позволить себе ни того, ни другого, но смотреть и питаться этой красочной энергией ведь никто не запрещает?
Она со звонким, бьющим по ушам смехом взяла мать за руки и стала тянуть в сторону круга.
– Мам, ну, мам. Ну это просто хоровод. Пойдем. Ну, папа. Скажи ей!
От запахов, что излучала эта девчонка: смеси кожи, свежескошенной травы и земли у Бориса перед глазами начали расплываться круги.
А когда она все-таки вынудила мать идти с ней, и стала поворачиваться в сторону веселья, кончик мокрой косы в полете дугой почти коснулся лица Бориса.
Он даже раскрыл губы, словно собираясь ее поймать, но словил только несколько брызнувших капель. Он непроизвольно растер их по деснам языком, как порошок кокаина и стал дышать чаще.
И просто смотреть. Скользить взглядом по еще не до конца сформированной фигурке. Смотреть. Смотреть…Беситься от внутреннего дискомфорта.
– Она всегда такая? – раздраженно спросил Борис, впервые ощущая непросто желание трахнуть, скорее желание разорвать в клочья, чтобы не мешала привычному существованию.
Но перед этим разумеется поиметь. Косу на кулак намотать и натягивать. Чтобы визг в ушах стоял пронзительный.
– Ага. Совсем еще дуреха.
Даже Борис не был таким ублюдком, чтобы нагибать юную девку.
Так что убрался подобру-поздорову. Но пока отъезжал на машине, не сводил с нее внимательных глаз, с самого детства подмечавших детали. Разлет длинной юбки, что отрывает круглые коленки. Синяк на бедре. Прилипшую к высокой груди ткань.
Борис невольно поджал губы, когда хлыщ, сын прокурора, подошел к девчонке слишком близко и убрал темную прядь с лица.
А за ее улыбку хотелось дать леща. С размаху.
Борис отпустил это от себя. В конце концов баб ему и без этой малышки хватало. Можно просто закрыть глаза, всадить по самые яйца и снова ощутить на языке вкус дождя и ее волос.
Это не дало уснуть в этот вечер. Нужна была баба, чтобы стереть лишний вкус и досаждающий образ.
Тем не менее он бы многое отдал, чтобы еще раз попробовать каплю дождя с ее тела.
Посадить не посадят, но проблем не оберешься.
Он выбрался на балкон, бросая взгляд на обширные территории, верхушки деревьев, посеребренные луной. Но тут же заметил движение внизу.
Охранники о чем-то переговаривались. И судя по всему, один собрался сваливать со смены. Второй был не против.
Уволить обоих было первой мыслью. А второй: «зачем охраннику терять высокооплачиваемое место? Что может послужить причиной?».
Борис набрал телефон дежурного поста и услышал испуганный голос.
– Да, Борис Александрович?
– Куда ушел Милехин? – знать фамилии приближенного персонала Борис считал очень важным. Чтобы знать, кого казнить в случае измены.
– Он… Он…
– Рожай быстрее. Возможно причина не даст мне вас вышвырнуть.
– У его двоюродного дяди дочь пропала. Они там уже весь город на уши подняли.
Борис сам не знал, почему резко отошел от парапета балкона и глянул на полную луну.
– Ох уж эти родственные связи. Кто у нас дядя?
– Пермяков, шеф.
– Дочь Нина? – ледяным голосом произнес Борис, чувствуя, как внутри что-то бухается в пятки.
– Она, шеф. Уже пару часов ищут.
Борис оторвал трубку от уха, даже сжал в руке до треска. И резко расслабился.
И что с ней могло произойти? В лесу-то?
Могли изнасиловать? Могли. Могли убить? Тоже могли. Могли звери загрызть? Могли.
Что меньшее из зол? Насилие.
Неприятно, тем не менее, просто секс. Хотя девочке пережить будет трудно.
Борис открыл сейф и достал пару таблеток… При определенной дозе память о нескольких часах после приема стирается напрочь.
Если это поможет…
Борис не любил, когда что-то идет не по плану.
Но в этот день не по плану пошло все.
Потому что он выехал на своем ниссане эклипсе на помощь поисковикам. Он вошел в лес, он нашел Нину первым.
Он как раз слезала с почти отвесной скалы и, развернувшись, замерла, пытаясь в блеклом свете луны рассмотреть Бориса.
– Ой… Папа уже обыскался? – спросила она, подтягивая лямку сарафана.
А Борис следил за этим абсолютно невинным движением. Как безумный. Как одержимый. Больной на голову.
– Обыскался. Зачем бежала?
«Да, Нина, зачем ты дала мне такую возможность?», – подумал он.
– Хотела побыть одна. Но скала мокрая и подъем занял больше времени, чем я рассчитывала.
Борис пытался абстрагироваться от эмоций, что волнами от нее накатывали.
Он пытался поймать равновесие, что столько раз его выручало. Он уговаривал себя, что пришел лишь помочь дочери своего лучшего сталелитейщика. Эта была борьба гораздо кровопролитнее, чем мировая.
Поражение оглушало, как и частое дыхание красивой малышки. И кровь стучала в висках.
– Ну пошли, – сдался он борьбе с инстинктами, и еще раз окинул ее взглядом. – Я тебя провожу. Держи.
В его пальцах были таблетки.
– Это противовирусные. Чтобы не простудилась.
– Вы всегда их с собой носите? – улыбнулась она так искренне, что Борис на мгновение почуял свое гнилое нутро. Но казалось, именно она сможет омыть его своими слезам.
– Нет. Просто что-то мне подсказывало, что я тебя найду первым.
– Какая удача, – хихикает она и забирает две таблетки. Кладет себе на язычок и глотает.
