Изабель развернула записку и прочла ее. С удивлением взглянув на мужа, пробормотала:
— Я совершенно ничего не понимаю. Кто это написал?
Маркус со вздохом пожал плечами:
— Точно не знаю, но почти уверен, что Гэвинпорт. Записку доставил курьер, который сразу же скрылся. Ясно, что человек, отправивший записку, разработал план похищения картины, и этот же самый человек нанял убийцу, чтобы разделаться с Данте Блэком. Именно поэтому я считаю, что автор послания — лорд Гэвинпорт.
Изабель встала и вернула записку мужу. Посмотрев на него с явным недоверием, спросила:
— И ты полагаешь, что он в этой записке намекает на меня? Он считает, что ты любишь меня больше всего на свете и потому должен меня лишиться?
Маркус помрачнел и пробурчал:
— Но это вовсе не означает, что я действительно люблю тебя больше всего на свете. Просто человек, отправивший записку, так считает.
Сердце Изабель болезненно сжалось. «Какая же я дура! — воскликнула она мысленно. — На что я рассчитывала?!» А вообще-то… не нужен он ей, этот Маркус Хоксли, ведь она давно уже мечтала о Париже. Но если так, то почему же она, услышав это его признание, почувствовала такую боль в сердце? Ох, похоже, его слова подействовали на нее сильнее, чем ей хотелось бы…
Стараясь скрыть свои чувства, Изабель посмотрела прямо в глаза мужу:
— Значит, именно из-за этой бумажки двое твоих наемников повсюду меня сопровождают?
Маркус еще больше помрачнел:
— Да, из-за нее. Видишь ли, я считаю, что не следует пренебрегать этой угрозой. Я и впредь буду принимать строжайшие меры предосторожности, пока ты не окажешься в безопасности, то есть в Париже.
— В записке говорится, что ты уничтожил то, что этот человек любил больше всего на свете. О чем идет речь? Какие неприятности ты причинил лорду Гэвинпорту?
Маркус встал и прошелся по комнате. Остановившись, пробормотал:
— В том-то и дело… Именно этого я не понимаю. У лорда Гэвинпорта не может быть ко мне претензий.
— Ты уверен? Кажется, в ту ночь, когда был убит Данте Блэк, лорд Гэвинпорт упомянул картину, которую хотел бы заполучить. Он говорил об этом на балу у Каррингтонов, помнишь?
Маркус кивнул:
— Да, конечно. Он говорил про картину Джорджа Стаббса «Серая лошадь». Это полотно из моей коллекции. Я купил его у наследника одного банкира, понимаешь? Вовсе не у Гэвинпорта. Ему эта картина никогда не принадлежала. Его даже не было на том аукционе. Поэтому нельзя говорить о том, что я якобы что-то «уничтожил», как утверждается в записке.
— Да, конечно, ты прав, — согласилась Изабель. — Но с другой стороны… Ведь всем известно, что лорд Гэвинпорт не просто коллекционер. Он фанатик коллекционирования произведений искусства. И очень может быть, что маркиз — человек неуравновешенный. Возможно, он мечтал о картине Джорджа Стаббса. Возможно, он полагал, что это полотно должно украсить его коллекцию. А ты своим отказом продать картину уничтожил его мечту. Поэтому он употребил именно это слово — «уничтожить».
— Да, возможно, — кивнул Маркус. — Но мы должны учитывать и другое… Не исключено, что он каким-то образом узнал о том, что мы вломились в его дом и обнаружили труп Данте Блэка.
— Что касается убийства Данте Блэка, то сообщение об этом появилось в газетах, — напомнила Изабель.
— Да, разумеется. Но я говорю не о самом убийстве, а о нас с тобой. Если Гэвинпорт знает, что мы были в его доме и видели труп Данте, то он, возможно, понимает: мы догадались и о его роли в этом деле. Возможно, он написал записку, чтобы отпугнуть нас, чтобы заставить нас отказаться от расследования.
— В таком случае мы не должны идти у него на поводу, — решительно заявила Изабель.
Маркус шагнул к ней и, приподняв ее подбородок, заглянул ей в глаза.
— Дорогая, ты должна уехать в Париж после бала у Летиции Беннинг. Неужели не понимаешь? В конце концов, мы с тобой об этом договорились, помнишь?
Изабель отшатнулась от мужа и с вызовом в голосе заявила:
— Меня не так-то легко запугать, Маркус! Я хочу участвовать в расследовании, хочу посмотреть, чем все это закончится.
— Дорогая, я сам расправлюсь с Гэвинпортом. А потом напишу тебе в Париж и сообщу, чем все закончилось.
Изабель фыркнула и пробурчала:
— Ты ведешь себя нелепо, глупо… Анонимное письмо едва ли может быть причиной для изменения наших планов. А мы с тобой договаривались о шести месяцах, не так ли?
— Ошибаешься, я веду себя разумно. Я ведь и прежде говорил тебе о том, какой образ жизни вел, когда был холостяком. Конечно, наш брак нелегко аннулировать, но я все-таки хочу вернуться к прежнему образу жизни.
Изабель похолодела и замерла на мгновение. Потом шепотом спросила:
— Ты хочешь сказать, что стремишься в объятия Симоны Уинстон?
Маркус тяжко вздохнул. Немного помолчав, ответил:
— Что ж, не стану тебя переубеждать. Думай то, что думаешь.
Изабель подбоченилась и в ярости прокричала:
— Отлично, Маркус! Бал состоится через несколько дней, так что я сейчас же начну собирать вещи! — Резко развернувшись, она вышла из комнаты, с силой хлопнув дверью.
Маркус со вздохом опустился на стул и прикрыл глаза. В воздухе еще витал слабый аромат сирени, аромат духов Изабель. А в ушах у него по-прежнему звучал ее голос, дрожавший от ярости. Вспомнив же ее чудесные синие глаза, сверкавшие гневом, Маркус с трудом удержался от стона.
Но что он мог поделать? Ведь ей действительно грозила смертельная опасность. И не следовало удивляться ее поведению. Изабель была достаточна умна, поэтому довольно быстро догадалась о том, что он что-то скрывал от нее. А вот он, Маркус, допустил ошибку. Он ведь показал ей записку вовсе не потому, что хотел довериться ей, а потому, что решил: если она узнает правду, то безропотно согласится с ним и не будет возражать против принятых им мер предосторожности. Ему следовало догадаться, что Изабель ничем не запугать, что она не станет заботиться о собственной безопасности, — напротив, решительно пойдет навстречу этой опасности. Правда, Изабель только что заявила, что начнет собирать вещи, но это еще не означало, что она согласится уехать в Париж после бала, — слишком уж она упрямая.
Упрямая, восхитительная и очаровательная женщина. Таких женщин, как она, ему еще не доводилось встречать.
И ведь она действительно думает, что его все еще влечет к Симоне… Хотя ему сейчас ужасно хотелось уложить Изабель на письменный стол, вытащить шпильки из ее роскошных волос и довести поцелуями до умопомрачения. А про Симону даже вспоминать не хотелось.
Впрочем, сейчас ему следовало думать вовсе не об этом. Ведь записка, к сожалению, была реальностью. Угрожающей реальностью. И Маркус знал, что ему не будет покоя, пока он не расправится с мерзавцем, угрожавшим Изабель.
