Ту же великую мысль в форме, обогащенной и конкретизированной применительно к практическим задачам нашей революции, выразил тов. Сталин с присущей ему простотой, ясностью и общедоступностью:
«Реальность нашей программы — это живые люди, это мы с вами, наша воля к труду, наша готовность работать по-новому, наша решимость выполнить план».
(Сталин, «Вопросы ленинизма», 10-е изд., стр. 466.)
Мы живем «в первой или низшей фазе коммунистического общества». Мы живем в коммунистическом обществе, которое еще не развилось на своей собственной основе, «которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, носит еще отпечаток старого общества, из недр которого оно вышло». (Ленин, том XXI, стр. 433.) Социальные и политические отношения социалистического общества носят на себе первоначально следы своего рождения. Родимые пятна капитализма лежат первоначально еще и на нравах людей первой, низшей фазы коммунизма. Однако, в жизни и творчестве отдельных людей прошлого есть такие черты, которые могут послужить нам службу при формировании нравов и социалистического общества. К их числу относится Пушкин, сам никогда не бывший ни в какой степени социалистом, хотя он знал и заинтересованно изучал утопические построения Сен-Симона.
Какие же черты поэзии Пушкина созвучно перекликаются с формирующимися нравами социалистического общежития?
Это прежде всего радостное и содержательное утверждение ценности земного мира, общительное и дружелюбное отношение к другим людям, сознание, что счастье возможно только с людьми и среди людей. Пушкин просто не понимает романтического блаженства, он не верит в идеалистически-небесные чувства, он знает только здоровые земные чувства или же, в случае неблагоприятных условий, их искаженное проявление. Мистически-утонченная платоническая любовь для него только извращение естественной силы любви. При этом радость жизни у Пушкина не расплывается в нечто неопределенное, аморфное, маниловское. Незрелая юность, начинающая философски осмысливать существующее, любит утопать в дурной бесконечности. Прислушиваясь к ритму вселенной, вникая в ее шум, в гул ее неустанного прибоя, она нередко равнодушно проходит мимо мнимой ограниченности конкретных явлений, только и образующих наполненную бесконечность мира. Зрелость, обогащенная знанием и опытом, понимает цену «ограниченности», пределов — земли, страны, общественного коллектива, народа, определенного места, определенного человеческого существа. Сознание ценности конкретно-определенных форм бесконечных жизнетворящих сил в высшей степени развито у Пушкина. А без этого сознания невозможна деятельная, а не мечтательная жизнь, невозможны труд и творчество во имя интересов других людей, невозможно правильное представление о реальных перспективах деятельности. Только такая широта горизонта, только такое мышление материками и веками ценны, которые опираются на конкретность конечных величин. Поэзия Пушкина в высшей степени способна развивать в человеке связующее с миром чувство ценности конкретно определенного в пространстве и во времени.
Поэзия Пушкина подымается над бытом, но она не игнорирует обыденности. Наоборот, каждодневная обыкновенная жизнь обыкновенных людей — предмет любовного интереса Пушкина, объект его поэтического вдохновения. Но Пушкин умеет, не впадая в ложность идеализации, видеть реально существующую поэтическую сторону жизни. Выделяя ценность и смысл явлений жизни, поэзия Пушкина не погружается в мелочные заботы, а поднимается над ними. Быт неизбежен, но быт должен обслуживать и облегчать жизнь, а не составлять ее единственное содержание. Люди, которые придают главную ценность бытовым проявлениям жизни, обедняют и унижают ее. Великих людей они рисуют в «халате», в «туфлях», за грязным бельем не видя великих дел. Пушкин энергично протестовал против бытовой «правды», затемняющей подлинную правду об исторических событиях и людях.
«Мы знаем Байрона довольно, — писал он Вяземскому, жалевшему о потере записок поэта мировой скорби, — видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записки… потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал, как мы: он мерзок, как мы! Врете, подлецы, он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе!»
(Пушкин, Переписка, том I, стр. 287.)
Подымаясь над бытом, поэзия Пушкина вовсе не теряет определенности. Ее определенность— результат поэтического’ и вместе с тем реалистического отношения к конкретным проявлениям человечности. Каждый человек — знатный или незнатный, одаренный большими или меньшими талантами — ценен как человек, а потому поэтичен. Поэтичность не является ‘привилегией избранных; люди равны между собой в своем человеческом достоинстве, человечность чувств каждого из них может вызвать к себе дружелюбное внимание поэтического вдохновения. Современная советская литература еще не сумела проникнуть в поэтическую суть «среднего» советского человека. Гринев и Маша Миронова — весьма рядовые люди, но какую прелесть чувств и человеческого достоинства нашел в них Пушкин. Во многих наших книгах люди более одаренные, чем Гринев и Миронова, изображены умеющими хорошо совершать производственные процессы или же, наоборот, тонущими в бытовых деталях; достоинство же их человеческой натуры, поэтичность их любви, дружбы и других чувств совершенно пропадают или выражены угнетающе топорно. Умение изымать человека из натуралистической быт описи, то есть умение показать человека в рост его подлинной человечности для советской литературы тем более обязательно, что социализм уменьшает власть быта над человеком. Социализм облегчает человеку жизнь, все больше и больше времени высвобождая для важного и прекрасного, для творческой деятельности, для науки, для искусства. Бытовая жизнь должна быть организована таким образом, чтобы она обслуживала творчески деятельную жизнь, а не наоборот. Социалистическое общество все больше и больше уделяет внимания разумной организации и облегчению быта. Первоначально в революции вопросы организации быта отступали на задний план: прежде всего необходимо было подавить сопротивление эксплуататоров, необходимо было создать производительные силы, обеспечивающие оборону и независимое от капитализма развитие; сегодня вопросы организации быта уже начали решаться и решаются во все расширяющемся масштабе. Во времена Пушкина возможность подняться над бытом была уделом немногих, — она требовала материальных предпосылок и подневольных услуг. При социализме эта возможность открывается перед всеми. Сегодня поэзия Пушкина помогает нам стать выше бытовых мелочей и дрязг, помогает нам подчинять быт творческой жизни и человеческому достоинству.
В собственническом мире изнурительная борьба за существование и преданность деньгам и вещам обедняют человека. Обеднение человека вследствие преданности собственническому хламу растет вместе с возрастом. Молодость проходит, тускнеет сила чувств, человек черствеет, мельчают его интересы и стремления. Возраст в соединении с бытом теснят драгоценное, поэтическое, широкое в человеке. Пушкину иногда казалось, что в окружающем его злом и несправедливом мире только ранняя смерть может спасти от заносящего ила сухости, черствости, светских интриг, имущественных и семейных дрязг:
