ирония в том, что первая разумная сумма денег, которую Оруэлл заработал на писательстве, должна была в точности соответствовать годовой зарплате конторщика, которой Самбо когда-то угрожал ему в школе Святого Киприана. Размышляя о призраках своего прошлого, когда он читал письмо о принятии, Оруэлл мог бы считать себя оправданным.
Как не преминул бы заверить его Мур, это был значительный переворот. Хотя компания Gollancz существовала всего четыре года, она уже была одной из самых успешных на современной издательской сцене, а Виктор Голландц, ее глава, был весьма динамичной фигурой, чье десятилетие в индустрии оказало гальванизирующее влияние на то, как издатели ведут свой бизнес. Дело не только в том, что Голландц, которому тогда было около тридцати лет, обладал чутьем на бестселлеры - Дафна дю Морье, Дороти Л. Сэйерс и А. Дж. Кронин входили в его инаугурационные списки; он также был гениальным публицистом. Книги Gollancz были представлены в газетных объявлениях на две колонки, о них трубили на крышах домов ("Будьте осторожны. В пятницу выходит самая важная книга века. Вы будете выглядеть дураком за ужином, если не купите экземпляр и не прочтете хотя бы несколько первых страниц", - гласило одно из рекламных предложений) и украшались одобрительными отзывами знаменитостей (Ноэль Кауард уверял нас, что "Энтони Аверс" Херви Аллена "совершенно великолепен"). Но он также был издателем с совестью, левым, вплоть до флирта с Коммунистической партией, стремящимся наполнить свой список обвинениями в адрес существующего общественного строя. Дневник Скуллиона", о котором читатель фирмы сообщал, что "я, конечно, чувствовал себя увлеченным от одного конца до другого, хотя все время знал, что меня ведет сюжет и стиль не выше среднего журналистского", несомненно, апеллировал к его "убежденной" крестоносной стороне. Если и был недостаток в том, что его взяли в штат фирмы на Генриетта-стрит, так это чрезмерная осторожность председателя, порожденная судебным процессом по делу о клевете, возбужденным по поводу романа Розалинд Уэйд "Дети, будьте счастливы! (1931), действие которого происходило в школе для девочек в Кенсингтоне, местоположение, персонал и учеников которой можно было мгновенно идентифицировать. Уязвленный этим опытом, Голланц беспокоился о своих приобретениях, большинство из которых тщательно проверялись его адвокатом Гарольдом Рубинштейном, прилагал все усилия, чтобы избежать юридических проблем, а когда сталкивался с трудным решением, почти всегда выбирал благоразумие.
Со временем то, что Оруэлл счел робостью своего издателя, стало определять все его отношения с фирмой. На данный момент, как и большинство молодых авторов, он стремился угодить и, как вы понимаете, был впечатлен несомненной харизмой начинающего издателя. Профиль в газете News Chronicle, опубликованный в начале года, дает хорошее представление о том, каким Голландца представляли миру: "довольно маленький, юморной, проницательный", его тело увенчано куполообразной лысеющей головой, курильщик трубки и любитель посидеть в комнате, который стремился "однажды помочь в создании, на национальном и международном уровне, более достойной экономической системы". Впервые посетив Голландца на Генриетта-стрит в конце июня, Оруэлл получил список предлагаемых изменений, в основном касающихся сквернословия и необычных имен, приказал переписать сцену в борделе и, поскольку Голландцу не понравился "Дневник Скаллиона", попросил придумать новое название. На этом этапе Оруэлл предпочел "Леди Бедность" или "Леди Бедность" по стихотворению Элис Мейнелл. Он по-прежнему хотел, чтобы книга, "если она будет для всех одинаковой", была опубликована под псевдонимом. Мне не нужно терять репутацию, - объяснил он Муру, - и если книга будет иметь успех, я всегда смогу использовать тот же псевдоним снова".
Когда публикация была обеспечена - Голланц предложил выпустить книгу в начале следующего года, - Оруэлл отправился наслаждаться летом. 28 июля, когда согласовывались последние детали, Мур написал Голландцу: "Если бы я мог получить от вас весточку завтра, в пятницу, я был бы рад, поскольку Блэр уезжает за границу". В этот момент Оруэлл, похоже, планировал поездку на континент, поскольку двумя днями ранее он написал, чтобы сообщить "дорогой Элеоноре", что приедет в Саутволд на следующей неделе и "После этого, если все пойдет хорошо, я поеду во Францию. Я собираюсь остановиться у миссис Карр". То, что Элеонора была его главной причиной возвращения домой, становится ясно из предписания: "Постарайтесь освободить для меня один день. Я так хочу снова пройти через Уолберсвик Коммон в Блитборо и искупаться у пирса В'Вик... Я жажду отпуска, свежего воздуха и физических упражнений после этой ядовитой дыры". Помимо восстановления сил, Оруэлл планировал заняться литературным трудом: "Я достал свой бедный стих + посмотрел на него на днях + на самом деле он не так уж плох". Есть одно последнее напоминание об искренности его намерений. 'И, пожалуйста, не рушьте все мои надежды, говоря, что вас не будет, когда я приеду'.
Нет никаких сведений о том, что Оруэлл добрался до Франции, только открытка, отправленная Муру неделей позже с Хай-стрит, 36, Саутволд, с уведомлением, что адрес найдет его в течение августа и сентября. В отсутствие сына в Хейсе Ричард и Ида Блэр, вооружившись провидческим наследством от родственника из Лимузена, отказались от съемного жилья в пользу собственного. Новый дом, Монтегю Хаус, купленный у тети мистера Денни, находился на первой линии улицы, недалеко от паба "Королевская голова". Когда родители уехали в гости к Марджори и ее семье, Оруэлл и Аврил поселились в доме, чтобы привести комнаты в порядок. Аврил вспомнила, что первоначальный запас лампочек был ограничен двумя, которые они носили с собой, передвигаясь по дому ночью, а ее брат безрезультатно пытался перегнать ром из чайника с черной патокой и кипятком. В какой-то момент в гости приехал Сэмюэл Маккехни, на фотографии он сидит между Оруэллом и Элеонорой на пляже.
Тем временем преследование Элеоноры Оруэллом разгоралось. В записке, отправленной в середине августа в дом Жаков в соседнем Рейдоне, "дорогую Элеонору" просили не забывать о встрече во вторник (в 14.15 у книжного магазина Смита) и "поскольку вы меня любите, не меняйте своего решения". Местонахождение Денниса летом 1932 года неизвестно, но очевидцы вспоминали, что почти весь Саутволд был в курсе борьбы за руку Элеоноры. Весь город был в курсе", - вспоминала Эсме Мэй. Опасаясь быть замеченными вместе в окрестностях Монтегю Хаус, пара отправлялась в живописные места вдоль реки Блит или в Уолберсвик Коммон, где они могли поддерживать свои отношения вдали от посторонних глаз. Кто-то однажды сказал о Сириле Коннолли, увлекавшемся отдыхом с утонченными спутницами на юге Франции, что ему нравятся прохладные девушки в теплом климате. Вкусы Оруэлла, похоже, были прямо противоположными. Ему нравились ревностные прогулки на природе, бодрящие загородные прогулки, экспедиции в
