Второй охранник посветлел лицом, глянул на камеру над входом и проворчал, отрывая проходной талон от аппарата, похожего на кассовый.
— Ладно, где он там, гость твой?
— Сейчас придет, — проговорила Наташа.
— Стоячие места, где ступеньки между рядами. Пусть выбирает любое. Но чтоб зрителям не мешал!
Он протянул мне брошюру с описанием турнира и ручку.
— Автограф, пожалуйста!
Я оставил автограф одному охраннику, другому. Пожал руку подоспевшему Вадику, присыпанному снегом. Парень смотрел бои по телевизору и рассыпался в поздравлениях. Отдав дань вежливости, я поспешил в комнату ожиданий, пока чего не случилось, но увидел Барика возле гардеробной, облепленного журналистами, и чуть притормозил. Ну точно петух, возомнивший себя павлином! Он замер в театральной позе, напрягая бицепсы.
— Красивая, не дрейф, потрогай, какая банка! — донеслось до слуха.
Девушка-журналистка была не из робких, потрогала.
Холл я преодолел без приключений. Взбежал по лестнице на второй этаж и отправился в комнату ожиданий, где Витаутович сидел, скрестив руки на груди и напряженно о чем-то думая. На экране черноволосый накачанный парень уничтожал противника у сетки. Я налил воды из аппарата, плюхнулся рядом с тренером и спросил, поглядывая на экран:
— Какие новости?
Витаутович растянул огромный рот в улыбке, покосился на расхаживающего туда-сюда бойца, волнующегося перед боем, и прошептал:
— Сука Гришин рвет и мечет, но сделать ничего не может.
— Бросили дрожжей в сортир! — потер руки я и продекламировал: — Сука Гришин рвет и мечет тело жирное на части.
— Ты не радуйся так раньше времени. Посмотрим, кто тебе выпадет.
— Ждем.
Уведомление я прочитал первым:
— В одной восьмой мой бой шестой. Противник — Евгений Жилин, тридцать лет. Братство ветеранов боевых действий. 195 см, 85 кг. Кто он?
— Кикбоксер, — немного подумав, ответил Лев Витаутович. — В партере не очень, но основами борьбы владеет. Быстрый, ловкий, сильный. Нокаутер. Так что не подставляйся…
И снова ожидание, которое выматывало больше боя. Я смотрел на сменяющих друг друга на экране бойцов и пытался определить следующего своего соперника. Вот этот лысый борец? С ним совладать будет сложно, коренастый, неуступчивый. Или черноволосый парень, Дмитрий Барановский, больше похожий на якута, чем на коренного жителя средней полосы?
Или никто, потому что Жилин меня уложит?
Ждать пришлось недолго: мое имя загорелось синим. Так. Не слишком ли я спокоен? Не стоит ли мне немного разозлиться? Выйдя на дорожку, я глянул на вип-ложу, но Гришина там не обнаружил. Зато увидел Настю во втором ряду, разевающую рот. Ее голосок утонул в овациях, но по губам отчетливо читалось: «Сдохни». А вот и Ирина Тимуровна с Мимино, оба машут мне шарфиками «Динамо» и что-то кричат, улыбаясь.
Противник, стоявший в красном углу, не мыслил никакой подлости. Но, в отличие от Фарбера, которого и второе место не устроило бы, Жилин мечтал о лишь четвертьфинале.
С этим противником пришлось повозиться. Фокус, как с Фарбером, не прошел: Жилин не дал взять себя в клинч, разорвал дистанцию, зато я чуть не пропустил апперкот.
Отпрыгнул к сетке, ощущая уже знакомый разливающийся жар. Провел пробную двоечку. Жилин изучил мою технику и не воспринимал меня как серьезного ударника. Потому я направил силу в руки и ринулся в атаку, чтобы сразить Жилина единственным ударом. Но он раньше попытался ударить ногой — я отпрыгнул, схватил ногу, повалил Жилина, но он закрылся. Пришлось повалять его с минуту и закончить бой болевым на руку. Вырвать руку было непросто, он умело закрывался, и черта с два бы я справился без разгоревшегося солнышка в груди, за что, конечно, большое человеческое спасибо Насте.
Победа!
Уже традиционные радость публики и подбадривание Витаутовича.
Время понеслось галопом. И получаса не прошло, как стало известно имя моего следующего соперника — Гурам Сванидзе.
— Этот — чемпион по греко-римской борьбе, — предостерег Лев Витаутович. — Быстрый, ловкий, удар хорошо поставлен, но делает ставку на другое.
Я вошел в раж и перестал ощущать солнце в груди как что-то отдельное. Я был им, оно было мной. Напротив меня стоял мощный смуглый противник с бычьей шеей и по-обезьяньи длинными руками. Он хотел бы меня опасаться, но не мог, считал легкой добычей.
Мы сразу же вошли в клинч, он повалил меня, упал сверху, я обхватил его ногами, улучил момент, выскользнул сбоку, перекинул ноги через его шею, заваливая противника набок. Десять секунд борьбы, и вот я сверху, беру его руку на болевой, он терпит пару мгновений и сдается.
Поднимаясь, я подумал, что после монстра Ибрагимова мои бои стали напоминать компьютерную игрушку: фарм мобов, равных мне по уровню, но все-таки уступающих в скорости.
Следующий мой бой был первым в круге и открывал четвертьфинал, мне достался ударник, которого я одолел точно так же, как и Фарбера: поднырнуть под ударную руку — клинч — партер — удушающий.
Я выиграл менее чем за минуту, вот только, поднявшись, ощутил себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Перед глазами потемнело, я устоял лишь благодаря рефери, поднявшему мою руку.
«Любой ресурс конечен», — пульсировали в голове слова Витаутовича, когда я на автопилоте выходил из клетки.
— Ты в порядке? — в голосе тренера читалась тревога.
— Умыться бы.
Я стянул перчатки и отдал ему, а сам направился в туалет, где принялся умываться ледяной водой, хлопать себя по щекам, не забывая поглядывать по сторонам и избегать взгляда в проклятое зеркало, которое так помогло бы отследить, чтобы никто не подкрался сзади.
Промелькнул силуэт. Я напрягся, развернулся, готовый к чему угодно, но парень с подбитым глазом закрылся в кабинке. Второй боец принялся мыть руки, не обращая на меня внимания.
Не веря, что от меня наконец-то отстали, я вышел в коридор и оторопел. Там слегка подвыпивший Олег стоял напротив Витаутовича и орал на него:
— Да что ты мне сделаешь! Да ничего ты не можешь! Даже триппер в публичном доме поймать! Ну!
Он сделал обманный прием здоровой рукой, и Витаутович не стерпел, схватил его за руку и повалил на пол, заведя ту самую руку за спину.
Увидев меня, тренер вскочил с поверженного Олега, и уронил:
— Дурак ты, Олежка. Еще ж пересечемся не раз. Что ж ты гадишь там, где есть придется?
— Это мы еще посмотрим, — бормотал он, поднимаясь, увидел меня и проговорил: — А ты зря шестеришь. Не обломится тебе ничего, помяни мое слово! Он — отработанный материал.
