— Бабуль, а что у тебя? — тактично переключила внимание на бабу Надю Фая.
— А вот давай посмотрим, — приняла игру Надежда Семеновна.
Она тоже получила сверток, а к нему и коробку — большую и увесистую. В свертке оказался теплый шерстяной плед, клетчатый и очень мягкий наощупь.
— Какой Дед Мороз догадливый! — засмеялась пожилая дама. — И как это он сообразил, что мне как раз такой плед нужен, чтобы кутать в него колени, когда я сижу в кресле с вязанием в руках?
В коробке обнаружилась белая фарфоровая ваза с синей росписью.
— Неужели Гжель?! — восхитилась Надежда Семеновна. — Ну, Федор, ну Дед Мороз, угодил! У меня ведь есть коллекционный фарфор с гжельской росписью, и эта ваза в коллекцию прекрасно впишется.
Тех минут, пока Фая и ее бабушка распаковывали подарки старушки, Федору хватило, чтобы собраться, и он ответил на обращение спокойной улыбкой:
— Я рад.
— Федь, а ты посмотришь, чем тебя Дед Мороз решил порадовать? — подошла, прижалась к его плечу Фая.
— Кончено! — согласился мужчина и принялся разворачивать свои подарки.
В одном свертке, явно подготовленном Надеждой Семеновной, оказались вязаные из шерстяной нити носки, шарф-кашне и рукавички, только цвет, размер и орнаменты явно намекали, что вязались эти вещи на мужчину. Федор обрадовался им так, словно всю жизнь мечтал ходить в носках и варежках домашней вязки:
— Это самый теплый подарок из всех, что я когда-либо получал! — заявил он и тут же намотал шарф на шею: — Теперь мне никакие ветры не страшны!
Затем он потянулся к длинной, но плоской коробке. Судя по ее форме и размерам, там мог оказаться или альбом, или картина. Но действительность превзошла все ожидания Федора: когда он убрал все обертки, перед ним предстало настоящее произведение искусства. Художественное панно изображало нотный стан, на каждой линии которого, как на жердочках, сидели нотки-птички, выточенные из янтаря.
— Тебе нравится? — теперь настал черед Фаины беспокоиться. — Я сделала картину сама…
— Да, внучка с детства увлекалась поделками из этого камня, — подтвердила баба Надя. — Я даже думала, что она по художественной части пойдет, а она вдруг компьютерами занялась…
— Мне не просто нравится… Честно говоря, я даже подумать не мог, что ты так умеешь, Фая! Спасибо тебе! — мужчина обнял Фифу одной рукой, другой приподнял ее подбородок, заглянул в глаза и на миг прижался к ее губам в благодарном поцелуе. — Ты ведь не просто так выбрала именно такую тему: знаешь, как много для меня значит музыка!
— Да. Знаю. — Шепотом отозвалась Фаина.
Они посидели за столом еще с полчаса, после чего Надежда Семеновна забеспокоилась:
— Фая, внучка, тебе не мешало бы соблюдать режим, ты все-таки в положении. Может, пойдешь поспишь? Почти два часа ночи уже.
Лукьянов тут же поддержал бабу Надю:
— И правда, Фая, ты, наверное, устала…
— Вот заговорщики, — засмеялась молодая женщина. — Быстро же вы спелись!
— Мы просто заботимся о тебе, оба, — тут же сделала строгое лицо бабушка Фифы.
— Ладно-ладно. Убедили! — тут же сдалась та. — Уже ушла. Но и вы не засиживайтесь тут.
— Не съем я твоего Федора, не волнуйся, — «успокоила» внучку пожилая дама. — Вот поможет мне со стола прибрать и тоже спать пойдет. А я уж тут подремлю перед телевизором по-стариковски.
Через полчаса Лукьянов поднялся наверх, на второй этаж. Дверь в спальню Фифы была приоткрыта, и он заглянул к любимой, чтобы узнать, уснула ли она и, может быть, еще раз поздравить с Новым годом — уже наедине. На радость Федору, Фая еще не спала. Она приняла душ, переоделась в шелковую пижаму и сидела на краешке постели, расчесывая свои длинные волосы и заплетая их в косу.
— А вот и ты! — обрадовалась, увидев Федора. — Если хочешь, можешь сегодня спать здесь, — она похлопала по своей постели.
— Хочу! — не стал скрывать Лукьянов. — Сейчас тоже приму душ, переоденусь — и к тебе.
— Давай!
Не прошло и пятнадцати минут, как Федор, облаченный в одни лишь мягкие домашние брюки, снова был у Фаины.
— Не спишь? — спросил зачем-то, хотя видел, что Фая приподнялась на локте и смотрит на него.
— Не-а. Жду тут одного мужчину… который обещал мне бурную ночь… не знаешь, он скоро придет?
— Думаю, он уже тут, — хмыкнул Лукьянов и скользнул на постель, подкатился к Фифе, обхватил ее округлившуюся талию и поймал губами ее губы.
— Значит, спать ты не хочешь, — отрываясь на миг и переводя дыхание, уточнил он через некоторое время. — Хочешь пошалить…
— Спасибо, что напомнил, — на лице Фаины проступила чуть ехидная ухмылка. — Кажется, я собиралась сделать кое-что интересное…
— Ты можешь делать все, что тебе захочется, — предложил Лукьянов.
— Учтем, — Фаина выбралась из объятий Федора, заставила его лечь на спину и начала целовать его шею, ключицы, грудь, постепенно спускаясь все ниже…
— Фая… что ты со мной делаешь…
Это, кажется, были последние связные слова, которые еще сумел выговорить Федор. Потому что потом он мог только с трудом, через раз, дышать, стонать и выгибаться на постели, повинуясь инстинктам, которые сокращали его мышцы, приподнимали бедра и то втягивали, то напрягали пресс.
Фая оказалась щедрой на ласки любовницей. Она исследовала тело мужчины с вдохновением и интересом, одаривала поцелуями, укусами, поглаживаниями и другим способами прикосновений то одно, то другое чувствительное местечко.
Дожив до тридцати двух лет, Лукьянов и не догадывался, что его тело имеет такое количество эрогенных зон. Все его прежние женщины предпочитали брать, а не давать — что в постели, что вне ее. «Вы, мужики, свой оргазм по-любому поимеете, — как-то объяснила ему его последняя любовница, с которой он расстался ради женитьбы на Лане. — А нам, девочкам, нужно успеть урвать свой кусочек удовольствия».
Долгие годы Федор так и жил, даже не догадываясь, что его лишили возможности видеть радугу, оставив лишь слепяще-белый цвет долгожданной разрядки, которой, учитывая отсутствие ласк со стороны партнерши, еще нужно было достичь…
Теперь же благодаря Фаине Федор впервые познакомился с собственным телом, с его способностями и возможностями. Узнал, что у него вовсе не такой холодный темперамент, как считали его прежние подружки. И окончательно потерялся где-то в пространстве, когда Фая довела его до пика руками и губами.
— Фая… Фая… Фая… — мужчина с трудом расцепил сжатые, чтобы не кричать на весь дом, зубы и, поймав Фифу за плечо, потянул вверх. Заставил ее склониться к своему лицу. Выдохнул ей в губы: — Люблю тебя…
Фаина напряглась, собралась отстраниться, но Федор не отпустил:
— Знаю, что ты пока не готова ответить. Я и не требую ответа сейчас. Но я буду ждать его, сколько понадобится. Хоть всю жизнь.
