Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Сели в возки: Анна со сводной сестрой Тюменя, Энн — с русской вдовой и Георгием. До храма было всего четверть мили.
Пока ехали, Листер глазела в окно: холодное монотонное небо в снежном войлоке облаков, с легкой бледно-золотистой подпалиной в том месте, где дремало зимнее солнце; пустые, кое-как припудренные вьюгой поля с желто-песочными залысинами, бревенчатые избы, кибитки калмыков. Скука, печаль, пустошь. Анна подавила зевоту и перевела взгляд на спутницу — та белозубо улыбалась, в ее угольно-черных глазах искрилось любопытство. Она с интересом разглядывала англичанку и ее курьёзный полумужской наряд. Ямщик резко взял вправо, кибитку сильно дернуло на повороте, княжеская свояченица зацокала языком, быстро залепетала что-то и нежно обхватила Анну за плечи, прижав к себе, будто ребенка. И вновь улыбнулась. Листер растаяла — она давно уже не была так физически близка к женщине. Энн не в счет — за эти несколько лет она превратилась в компаньонку, смирную непривлекательную соседку, о которой она по-джентльменски заботилась, но мечтала совсем о других. И вот здесь, посреди монгольского небытия, в душной тесной кибитке, ее обнимала женщина, незнакомка, азиатка, ни слова не говорившая по-французски, не ведавшая этикета, жившая одними инстинктами и не скрывавшая своих желаний. А что, если она вдруг приглянулась этой дикарке? Возможна ли вообще такая любовь среди темных, необразованных азиаток? И как себя вести, стоит ли отвечать на ее крепкие объятия, острые взгляды, озорные улыбки? Анна не знала — лишь плотнее прижалась к монгольской принцессе и сладко ей улыбнулась. «И после, в течение всего нашего пути, я искала любую возможность оказаться с ней рядом — подавала ей руку, каждый раз, когда того требовали обстоятельства, закрывала ее обнаженную руку моей меховой накидкой (у принцессы на столе я заметила пару славных легких перчаток), мы стали близкими и безмолвными подругами».
Через 15 минут прилетели к Хошеутовскому хурулу, главному аттракциону монгольских степей. Сюда приезжали великие ученые, великие писатели и великие ничегонедельцы. Князь никому не отказывал и щедрым гостеприимством заработал себе доброе имя в Европе. У хурула был соавтор — родной брат Тюменя, всезнайка и книгочей Батур-Убаши. Он тоже бил Наполеона, полюбил Европу, восхищался Петербургом, но ни за что на свете не променял бы свою просторную войлочную юрту на каменный столичный особняк. Живя в степях, выписывал французские журналы, составлял трактаты «о службе строевой» и сочинял монотонные и протяжные, как степи, калмыцкие стихи и песни. Летом 1814 года Батур приехал в Петербург на торжества по случаю победы над Наполеоном. И так был поражен Казанским собором, его стройностью, мощной колоннадой, имперской монументальностью, что захотел такой же — у себя в поместье. Вернулся, поделился с братом идеей — поставить храм богам и памятник героям. И сам в мгновение набросал проект. Серебджаб дал добро и помог деньгами. Так появилась эта архитектурная диковинка — буквально выросла из смуглой песчаной земли, прибитой дождями и копытами неукрощенных монгольских табунов.
План Хошеутовского хурула. Рисунок Анны Листер Calderdale, West Yorkshire Archive Service, SH:7/ML/E/24/41
«Сюмэ» Хошеутовского хурула. Рисунок Анны Листер Calderdale, West Yorkshire Archive Service, SH:7/ML/E/24/42
Храм получился половинчатым — три башенки в стиле китайских пагод (центральная высокая «сюмэ» и две боковые, поменьше) соединены полукруглой колоннадой, вдохновленной творением Воронихина. Позади построили дом, точь-в-точь как православная часовня, — внутри устроили молитвенный зал с алтарем. Проект Батура довел до пафосного совершенства монах Гаван-Джимбе: в полукруглой колоннаде он разглядел символическую «тамгу», родовой знак Тюменей — натянутый лук со стрелой. Так воронихинская колоннада обратилась в монгольский герб.
Хошеутовский хурул. Фотография конца XIX в.
Для англичанок князь заказал большую службу — с дюжиной пестрых священников и целым оркестром буддийских монахов. Одни изо всех сил дули в длинные трубы-дунгчены, тусклые раструбы которых лежали на парчовых подушках. Другие беспорядочно били в бубны, резво ударяли в литавры. Исполняли какую-то страшную какофонию. Вероятно, так звучал мир во время своего мучительного рождения из гулких недр космического хаоса.
Анна старалась не замечать раздражавшую музыку. Глазела по сторонам и запоминала. «За притвором, входом в храм, где наша спутница сняла шапку, открылся центральный неф, с каждой его стороны — по одному боковому нефу с тремя арками. Над дальней частью центрального нефа — квадратная низкая башенка, через окна которой проходит свет и за ним — алтарная часть, святая святых храма. Главный священник позвонил в звонок, пролепетал пару слов молитвы и ударил громко в медные тарелки и потом, опустив их на подушку, вновь ударил в них так, чтобы звук постепенно затих. И так же сделали вслед за ним другие три священника. Служба продолжалась 30 минут. Всего был 21 человек. 18 музыкантов были одеты в нечто, похожее на халаты, из богатой шелковой материи, затканной узорами, по форме похожими на листья лотоса. Впрочем, наряды уже довольно заношенные. На голове каждого — шапка, ее черная шелковая вуаль спускается сзади до середины спины, а сама шапка в нескольких местах перевязана, и кажется, что она составлена из шаров. По низу ее украшают белые язычки, похожие на лепестки лотоса или корону. Наряды музыкантов расписаны лилиями, лотосами — вообще все в их облачениях было как-то связано с лотосами. Абсида церкви, в особенности ее алтарная часть, украшена росписями индийских богов, выполненных в китайском стиле. Я очень внимательно их рассмотрела, но даже опытному глазу было сложно отыскать среди них буддийское божество, которое было чересчур приукрашено. Между прочим, местные священнослужители неплохо рисуют, и они сами здесь все расписали. Но наши калмыцкие спутницы, кажется, не обращали никакого внимания на фрески и не понимали их значения. Простых кочевников в храм не допускают — они молятся снаружи. Потом нам позволили осмотреть алтарь. Ничего слишком любопытного. Небольшие медные фигурки, маленькие серебряные чашечки (в форме цветов лотоса) со смесью пшеничных, ячменных и овсяных зерен. И маленькие чашечки со льдом (благословенная вода — замороженная смесь из молока и воды). После мы обошли все семь капелл-юрт около храма — четыре во дворе и три, большие, за пределами храма. В каждом — алтарь с медными китайскими фигурками и картинами. У дверей каждого из трех больших алтарей стоял молитвенный цилиндр — любопытный пережиток древних времен».
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
