что дело было так. Не совсем так, как ты помнишь. Никки не умер в спальне. Он умер в коридоре. Ты не мог видеть, как это случилось.
Он заметил, что племянник нахмурился.
— Нет, Малькольм, — ответил Томми. — Я знаю, что видел.
— Мне кажется, ты ошибаешься. — Малькольм заставил себя говорить спокойно и четко. — Мама и Бет умерли на кухне. Никки умер в коридоре, около лестницы. Тело твоего папы тоже лежало там, рядом с Никки.
— Неправда. Я видел это.
Малькольм покачал головой.
— Это все написано в отчете следователя. И в письме, которое он мне прислал. Там приведено все, что обнаружила полиция.
— Что ж, даже если Никки действительно нашли в коридоре, это всего-навсего значит, что папа перетащил его туда потом.
— Ты это помнишь? — спросил Малькольм. Он увидел, как лицо племянника исказила неуверенность.
— Нет. Но… Я был в шоке. Все туманно.
— Думаю, твой разум играет с тобой шутки, — проговорил Малькольм. — Полиция, криминалисты — они могут сказать, кто где был убит. По всяким… — он вынужден был произнести это, — брызгам крови. Кровавым пятнам. В спальне вообще почти не было крови. Почти не было. Только… следы. Там, где твой отец прошел.
Томми все качал и качал головой.
— Так… я не мог видеть, как он умер?
— Нет.
— Но тогда… остальное? Остальное, Малькольм. Он, должно быть, зашел в спальню и снова выбежал.
— Я не знаю. Может быть. Но ведь она была в другом конце коридора, спальня твоих родителей. Так ведь? А не около лестницы. Неужели он побежал по всему коридору, а потом обратно?
— А как же иначе, — ответил Томми. — Я помню, как он оглядывает комнату. Я помню, что смотрел на него через щели. Он должен был зайти в комнату.
— Может быть, — согласился Малькольм. — Он мог это сделать.
— Я точно видел его, — продолжал Томми. Он сжал кулаки и приставил их ко лбу. — Но все так… Я не знаю, что было на самом деле, а что нет.
Малькольм молчал, не зная, как он может его утешить. Внезапно Томми развернулся и пошел в обратном направлении. Малькольм побежал за ним. Он запыхался и в конце концов поравнялся с ним.
— Но я так чувствую, — говорил Томми, не оглядываясь. Малькольм слышал по голосу, что в глазах у него слезы. — Что бы там ни случилось, я чувствую, что предал его.
— Я знаю. — Малькольм понимал это лучше, чем ему бы хотелось, — что правда была не в фактах, а в том, как он их переживал. Он наконец заставил себя посмотреть в глаза ошибке, которую они с Хизер совершили. Они пытались отвлечь Томми, пытались сделать так, чтобы он не думал об этом, помочь ему жить дальше. Как же они плохо были подготовлены к тому, чтобы иметь дело с травмированным ребенком. Они все сделали неправильно. Если бы только они поговорили обо всем как следует, если бы они дали Томми возможность выговориться, ему бы не пришлось носить в себе эту вину двадцать три года. Малькольм никогда себе этого не простит.
— Но входил ли Никки в комнату или нет, ты его не предавал, — сказал он Томми. — Что бы ни произошло, ты был ребенком. Восемь лет. Подумай об этом.
Томми покачал головой. Он снова остановился и яростно стал вытирать с лица слезы.
— Он умер, пока я прятался. Они все умерли, пока я прятался. Это навсегда останется правдой.
— Ты не сделал ничего плохого, — повторил Малькольм. — Ты не сделал ничего плохого, Томми. Ты просто остался в живых.
Томми не ответил. Они направились к дому.
Дома Томми сразу же пошел в свою комнату. Малькольм слышал, как закрылась дверь, и решил предоставить его самому себе. Сейчас Малькольм не мог дать ему никакого утешения, которое Томми бы принял. Он не мог ему точно сказать, что произошло в ту ужасную ночь. Но какова бы ни была правда, никому бы не пришло в голову винить хоть в чем-то Томми — никому, кроме самого Томми.
Через несколько часов Томми снова спустился. Малькольм сидел на кухне и читал газету. Он услышал шаги на лестнице и еле-еле успел приготовиться, прежде чем Томми вошел.
— Привет, — коротко сказал Томми, прошел прямиком к чайнику и занялся чаем. — Ты хочешь? — спросил он.
— Да, пожалуйста.
— Ветер поднимается.
— Ну.
Малькольм подумал, неужели они станут вести пустые разговоры, и решил. Нет. Не сейчас. Он этого не допустит.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — ответил Томми. Он поглядел через плечо на Малькольма и добавил: — Ладно. Не очень.
— Да.
Томми вернулся к своему делу и достал из шкафа коробку с чайными пакетиками и две кружки.
Малькольм искал нужные слова. Но никаких нужных слов здесь не могло быть.
— Я рад, что ты мне все рассказал, — произнес он.
Томми замер на полпути к холодильнику.
— Да. Я тоже. Но…
— Но что?
— Я хочу знать, что случилось. Как я могу жить, не зная этого? Я прокручивал все это у себя в голове снова и снова, и я ничего не могу понять. Я сам себе не доверяю.
— Случилось то, что твой отец убил всех остальных, а ты выжил. Неважно как.
— Важно.
— Но ты бы в любом случае не считал, что это правильно, Томми, — мягко сказал Малькольм. — Может быть, главная проблема именно в этом?
Томми не ответил. Он заварил чай и принес кружки к столу. Они оба молчали какое-то время. Малькольм пил и смотрел на Томми, уставившегося в окно на темнеющее небо.
— Если бы только мы сказали, когда тебе было восемь, что тут нет твоей вины, — вздохнул Малькольм.
Томми пожал плечами.
— Я бы не стал слушать.
— Нам нужно было переехать. После того что случилось. Хизер предлагала это сделать, но я был против. Я ошибался. Надо было увезти тебя отсюда.
— Это бы все равно нас преследовало, — возразил Томми.
Малькольм снова попытался найти какие-то слова, чтобы помочь Томми, но не нашел. Невозможно было извиниться за прошлое. Наконец он произнес:
— Я и правда знаю, что такое чувство вины, Томми.
— У тебя нет причин винить себя.
— Я должен был тебя защитить, — сказал Малькольм. — Это же мой брат.
— Ты не знал.
— Потому что и не пытался узнать. — Он замолчал, пытаясь упорядочить мысли. — В этом было что-то… не то. Я должен был заметить. Это бросалось в глаза.
Томми покачал головой:
— Надо забыть об этом.
— Может быть. Но это трудно, так ведь?
Томми устало потер глаза.
— Да. — После паузы он добавил: — Ты прочел отчет следователя
