Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
После минутного раздумья Джавад схватил его, бросив в угол комнаты. Серебристая пластинка, подобно нелюбимой игрушке, отвергнутой капризным ребенком, блестела на полу.
— Аллах не велит, Аллах против! — выкрикнул Дамзаев.
Он подошел к кровати, опустился на нее поверх одеяла. Потом вскочил, неожиданно сделал стойку на руках. Медленно, крепко упираясь ладонями в пол, почти невесомо он перемещал по комнате тощее мускулистое тело. Дойдя до блистера, выпрямился, встав на ноги, схватил его. Выдавив поочередно таблетки на ладонь, он разом отправил их рот, отбросив ненужную упаковку в сторону. Затем подошел к кровати и лег на нее, с головой накрывшись одеялом.
И почти одновременно с действиями Дамзаева, зафиксированными видеомониторами, была поднята реанимационная бригада. Судороги начали сотрясать тело террориста, когда анестезиологи, сковав его жгутами, дважды проведя промывание желудка и введя антидоты, перевели его на аппаратное дыхание. Последовали инъекции, внутривенное введение через капельницы специальных дезинтоксикационных растворов.
— Ну кто мог предположить, что он разом примет все десять таблеток морфелона? По сути, лошадиную, почти смертельную дозу, — произнес доктор Шехтер, взглянув на стоящих рядом Сельцова и Роджерса.
— Сейчас пульс у него за двести, как у бегуна после марафона, выдержит ли сердце? К тому же сильнейшая интоксикация, может наступить острая почечно-печеночная недостаточность, — в раздумье добавил Сельцов.
— Коль наступит, купируем и остановим интоксикацию, — заметил Роджерс. — Проведем диализ крови на аппарате искусственной почки. Он у нас всегда готов к действию, но будем надеяться, что все-таки не понадобится.
Лишь к ночи состояние Дамзаева стало более стабильным: сказались молодость и, возможно, привыкание к наркотикам. После переливания крови и внутривенного введения препаратов, купирующих действие наркотиков, давление снизилось, пульс почти пришел в норму. Ритмично и глубоко задышав, террорист погрузился в глубокий сон.
80
Получив письмо с соболезнованием от президента, к вечеру того же дня Фальковский написал ответ. Его текст, доставленный помощником Александром, лежал перед Кедровым.
«Глубокоуважаемый Николай Борисович! Признателен Вам за теплые слова по поводу постигшей нашу семью тяжелой утраты. И хотя боль по Ане останется с нами — ее мамой, младшей сестрой, со мной и родными навсегда, но пусть и в малой мере она стихает, когда мы знаем, что кровавого убийцы Милославского тоже нет на свете. И это не торжество мести, а кара как бы самого Господа, ниспосланная с небес. Наши чувства, уверен, разделяют родные и близкие всех шестнадцати жертв, погибших от рук маньяка-убийцы. Вместе с тем я думаю и о тех россиянах, которые не испытали удовлетворения от той справедливости Закона, что испытали мы. Ведь в тот же день по приговору суда собирались расстрелять террориста Дамзаева, который благодаря мораторию сумел избежать высшей меры. За осуществленным им взрывом — десятки человеческих жизней, мертвые дети, которые никогда не станут взрослыми. Неужели он и ему подобные заслуживают снисхождения? Как гражданин России, я протестую. Убийцам — садистам и террористам — не место в нашей России и на всей планете. С уважением, Анатолий Фальковский».
— Саша, зарегистрируй это письмо и положи в архивные документы, — распорядился Кедров. — То ли еще будет… Вот и получается: государством приняты непопулярные в народе меры, а виноват президент. И запиши: на следующей неделе, скажем, в среду, во второй половине дня провести брифинг для журналистов по мораторию. Всю информацию по смертникам, докладные от силовиков и УИНа подготовить к субботе. Мне надо за выходные все просмотреть и подготовиться.
— Будет исполнено. — Помощник Снегирев взял письмо Фальковского, вложил его в папку. — Через два часа, в одиннадцать, у вас назначена встреча с президентом ФИФА Блаттером, — напомнил он. — Он и еще два вице-президента прибыли к нам по вопросу подготовки чемпионата мира по футболу. Хотят начать с Москвы и Санкт-Петербурга.
— Не ко времени приехали, но придется принять. Пригласи к трем часам премьера, министра спорта и пресс-секретаря РФС. Вместе будем защищать свои ворота.
Слова президента прервал звонок полосатого, в цвет американского флага, телефона. Александр, стоявший у стола с аппаратами, взял трубку.
— Президент Коллинз на проводе, — вполголоса доложил он.
— Хэллоу, Ник! — поздоровался Коллинз. — Хочу поблагодарить тебя и твоих ребят за отличную работу. Если бы мы совместно не раскололи, как орех, с одного удара вашего Дамзаева, Америку и Израиль, возможно, ждали бы ужасные катастрофы. Как ты знаешь, он сейчас у нас в Неваде. Утверждают, что помог счастливый случай — твой мораторий на смертную казнь, и его просто не успели расстрелять.
— У тебя, Билл, верная информация. Счет решили минуты. Еще каких-нибудь полчаса, и Дамзаев отправился бы на небеса.
Кедров хотел в шутливом тоне рассказать Коллинзу, что в тюрьме, где должны были расстрелять Дамзаева, попросту не хватило единственного патрона, как взгляд его упал на эффектную фотографию стартующего с Байконура космического корабля.
«Еще подумает, что если у нас не хватает патронов для пистолета, то и с баллистическими ракетами полный дефицит», — не без иронии прикинул Кедров и продолжил:
— Да, Билл, потрясите с моими ребятами еще раз этого Дамзаева. По нашей информации, его родная сестра стала шахидкой и мотается где-то по стране. Возможен этакий семейный теракт.
— Принято, Ник, — Коллинз усмехнулся. — Этот Дамзаев предельно опасен, еще тот фрукт. Вчера мне доложили, что он входил в состав «Аль-Каиды» и находился в резерве при атаке террористов на Торговый центр в 1993 году. А мне казалось, что всех выявленных бандитов той акции мы давно упрятали за решетку. Если факты насчет него подтвердятся, можем оказать дружескую услугу и подкорректировать ваш мораторий. С учетом теракта в России предложим ему меню на выбор: электрический стул, повешение, расстрел или инъекцию. С этим у нас полная демократия, как у вас в России говорят, хозяин — барин…
— Знаю, тут вы впереди всей Европы, заодно и России, истинные гуманисты, — шутливо подыграл Кедров. — Вы ему и последний ужин организуете, и муфтия с психологом позовете, и право выбора на способ казни предоставите. Но пока обождем. А со временем не исключаю, что примем твой вариант…
⁂
Чувство глубокого удовлетворения, да что говорить — поистине национальной гордости, от предотвращенных его людьми, им, главой России, терактов в США и Израиле, овладело Кедровым.
«Ну, разве не следует отметить, Николай Борисович? — в раздумье спросил он себя. — Удачно-то как сложилось: я — им, они — мне. Нет, не мне — России. Для нее же стараюсь, — самокритично подумал президент. — Хотя не все это понимают».
Пройдя в «райский уголок» (так для себя и приглашенных Кедров называл примыкающие к кабинету апартаменты), он достал из холодильника бутылку выдержанного шотландского виски, пару кусочков льда, бутерброд с любимой с детства докторской колбасой. И, пока кубики льда растворялись в заполненном на две трети широком, с гербом России, хрустальном стакане, Кедров прикинул, что именно виски, этим интернациональным, как и русская водка, напитком следует отметить столь значимые в международном аспекте события.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
