– Заходи, – сказал он.
На лице его, освещенном светом из комнаты, не было и намека на то, что он видел меня на парапете, может, он и в самом деле не видел, может, он вышел на балкон мгновение спустя или в первый момент не разглядел меня в темноте, и все же он ухмылялся, уверенной и радостной ухмылкой человека, разгадавшего загадку. Когда мы входили в комнату, я ощутил исходящую от него силу, четкую, точно приказ. Он приказывал остальным уйти. Приказ, вольный, точно полет безумия, свет в комнате на секунду потускнел, а потом вспыхнул вновь.
– Да, – сказал Гануччи, – уже поздновато. Не угодно ли прокатиться на лифте? – спросил он у Бесс.
Лицо ее было похоже на маску, теряющую пудру и румяна, сквозь них проступала кость. Это длилось всего мгновение – некое видение того, какою она видела самое себя, – но война, похоже, была безнадежной.
– Да, пойдемте, – сказала она Гануччи.
Келли направился к двери, чтобы проводить их до лифта.
Оставшись наедине со мной, Рута занервничала. Должно быть, ей многое нужно было мне сказать, а времени не было. Я же вздохнул с облегчением. Три шага по парапету лишили меня сил, но усталость была приятной, словно я очнулся от глубокого сна. Конечно, несмотря на мои подвиги на парапете, меня не оставляло чувство неудовлетворенности от того, что я знал: дело не доведено до конца. Но, по крайней мере, сейчас я в комнате, Келли еще минуту-другую не будет, это была передышка, и Рута показалась мне чуть ли не старым другом. Впрочем, ее взгляд, резкий, как запах нашатырного спирта, разом вывел меня из спячки.
– Твоя двойная жизнь, судя по всему, закончилась, Рута.
– Очень жаль. Я люблю двойную жизнь.
– А тебе не было противно шпионить за Деборой?
– Вашу жену милой женщиной не назовешь. Все богатые девушки – свиньи. Но ведь я была не просто служанкой, вы знаете.
– Не знал, а следовало бы знать.
– Разумеется, у меня не было никакого официального поручения. Мне нужно было просто заниматься своей работой. Так хотел Барней, так я и делала. И присматривала за всем.
– За чем, например?
– Ну, за некоторыми занятиями вашей жены.
– Ты давно знакома с Келли?
– Несколько лет. Мы познакомились в Западном Берлине на премилой вечеринке. Не ревнуйте, пожалуйста.
– А теперь ты… – Я хотел было сказать: «стала премилой маленькой шпионкой».
– А теперь я никто. Просто помогаю мистеру Келли.
– Но Дебора водилась со шпионами. Она и вправду была шпионкой?
– Абсолютной дилетанткой.
– Ты ведь не думаешь, что я тебе поверил?
– У нее не было настоящего умения, – гордо заявила Рута.
– И тем не менее она стала причиной каких-то крупных неприятностей?
– Чудовищных неприятностей. Прошлой ночью, должно быть, никто не ложился спать в министерстве по всему миру. Жгли свет всю ночь. – Она говорила с наэлектризованным сладострастием в голосе. – Они-то и велели, чтобы вас оставили в покое. Ведь никто не мог бы сказать, много вы знаете или нет, расследование могло завести черт знает куда. – Она не смогла сдержать улыбки. – Но der Teufel – это вы сами, и вы знаете, чего хотите.
– Рута, но ты еще не рассказала мне главного.
– А если я расскажу, вы мне поможете кое в чем?
– Я попытаюсь ответить на твои вопросы в той же мере, в какой ты ответишь на мои.
– Это было бы неплохо.
– Чего добивалась Дебора?
– Этого не знает никто.
– То есть?
– Никто ничего не знает наверняка. Это ведь всегда бывает так. Мистер Роджек, чем больше вы узнаете, тем лучше поймете, что это всего лишь новые вопросы, а вовсе не ответы.
– И все же я хотел бы узнать, скажем, парочку фактов.
– Фактов? – Она пожала плечами. – Они вам и так известны.
– Мне известно лишь то, что у Деборы было трое любовников.
– А кто они, вы не знаете?
– Нет.
– Ну, ладно, я расскажу вам. Один из них американец, довольно значительная шишка.
– В правительстве?
– Давайте считать, что я не слышала вашего вопроса.
– А другой?
– А другой – атташе из советского посольства. Третий – англичанин, представитель одной шотландской фирмы, во время войны работал в британской разведке.
– И разумеется, работает до сих пор.
– Разумеется.
– И это все?
– Еще у нее были какие-то дела с человеком по имени Тони, он навещал ее раз-другой.
– Ей нравился Тони?
– Пожалуй, не слишком.
– Но чего же она все-таки добивалась?
– Если хотите знать мое мнение…
– Хочу.
– Она стремилась ошарашить собственного папашу. Она хотела, чтобы он сам пришел к ней и на коленях умолял прекратить этот любительский шпионаж, пока все влиятельные люди в мире не решили, что Барней Келли затеял что-то дурное или что он не в состоянии контролировать поведение собственной дочери.
– А что интересовало Дебору?
– Много чего. Очень много. Все и ничего в отдельности, можете мне поверить. Она собирала слухи и претендовала на важную роль. Если хотите услышать мое личное мнение, мне кажется, что это доставляло ей чисто сексуальное наслаждение. Одним женщинам нравятся жокеи, другим – лыжники, третьим – грубияны-поляки, а у Деборы была petite faiblesse[7]к лучшим агентам мира. Впрочем, что бы это ни было, для ее отца все складывалось скверно. Он очень переживал.
– Ладно, Рута, спасибо, – сказал я.
Несмотря на приступы ревности, вызванные каждым из трех ее любовников, в сердцевине боли таилось легкое опьянение тем, что я наконец-то что-то узнал.
– Но я еще не задала своих вопросов, – заметила Рута.
– Что ж, задавай.
– Мистер Роджек, как вы думаете, почему я работаю на мистера Келли? На что я рассчитываю?
– Выйти за него замуж?
– А что, это бросается в глаза?
– Нет. Но я верю миссис Трилаун.
– Но все же мои намерения как-то просматриваются?
– В некоторой степени. Но, разумеется, ты очень умна.
– Очевидно, недостаточно умна, чтобы скрыть их. Вернее, умна и достаточно, но у меня нет достаточных козырей. Поэтому мне нужна поддержка.
– Поддержка помощника?
– Скажем, партнера, который руководил бы мною.
– Но, дорогая моя, Бесс права. Он не женится на тебе.
