Книга Театральная сказка - Игорь Малышев

Несколько спектаклей прошли без незваных гостей из Репинского сквера, но через две недели они появились снова. Потом опять пропали и появились вновь. Раз от раза они вели себя всё более развязно и отвратительно.

Садизм не отходил от сцены, устраивал локти на краю и следил маленькими красными глазками за перемещениями актёров. Иногда его руки, будто бы действуя отдельно от туловища, вытягивались вперёд и старались дотянуться до детей, чёрные нестриженые ногти царапали укрывающую сцену мягкую войлочную ткань, оставляя на ней глубокие борозды. Из горла «носорога» при этом вырывался хрип, волосатая грудь под распахнутой сутаной вздымалась часто и объёмно. Сжатые губы шевелились, словно два огромных слизня.

Пороки то и дело ссорились. Нищета без стеснения выворачивала карманы посетителей, и при этом Воровство постоянно отшвыривало её от самых «жирных» клиентов. Старуха визжала резаной свиньёй, лезла в драку, но Воровство ловкими ударами локтей отбивало её атаки. Нищета приходила в неистовство, бросалась с голодными воплями на зрителей попроще, потрошила их карманы и бумажники, трогала сухими пальцами цепочки и серьги женщин, наклонялась, нюхала их крючковатым носом, облизывала особо понравившиеся.

Осёл-глупость, не переставая, бил в колотушку, ржал в уши соседям и, тряся в воздухе языком, неожиданно длинным и гибким, брызгал слюной.

Безумие в зале нарастало от спектакля к спектаклю. Зрители подспудно чувствовали беспокойство, ёрзали, оглядывались, рыскали глазами, но не видели и не слышали демонов.

А те глумились всё больше.

Пьянство теперь тошнило на каждом спектакле. Его звериные нутряные выкрики сбивали не только неопытных Мыша и Ветку, но даже и матёрого Гнома.

Беспамятство – позорный столб засыпало и с ужасным грохотом падало в проход, оставляя на полу глубокие вмятины. Зрители, сами не зная отчего, вздрагивали, актёры на сцене теряли ритм. Беспамятство тяжело поднималось, чтобы через пять минут упасть снова.

Однажды оно упало на проходившую мимо Проституцию, да так ловко, что Мыш был уверен: одна тварь убила другую. Ничуть не бывало. Проституция выбралась из-под рухнувшей на неё махины, выругалась, отряхнулась, облизнулась и двинулась к ближайшему заинтересовавшему её мужчине.

Стервятник – Эксплуатация детского труда брезгливо смотрел на выходки коллег, прохаживался меж рядов, щипал за щёки мальчиков и девочек в зале, ощупывал мускулы, издавал птичий клёкот.

Но первой, кто поднялся на сцену, была тваринка, сорвавшаяся с поводка старухи Лженауки. В силу полной безмозглости и бестолковости она, суматошно мечась по залу, в какой-то момент вдруг взбежала по ступеням на сцену. Так курица с отрубленной головой, вырвавшись из рук убийцы, может, разбрасывая бисер крови, забежать в круг играющих детей.

Тварь, мотая двумя безумными головами, в панике заметалась по помосту, ударяясь о декорации и ноги актёров.

Гном, всегда, что бы ни происходило, остававшийся спокойным и рассудительным, вдруг вспылил и хорошим футбольным ударом отправил уродца, словно мяч, вглубь зрительного зала. Тот, извиваясь и курлыча, беспомощный и несчастный, исчез в темноте.

В зале образовалась нехорошая, каменно-плотная тишина. Замерли зрители, словно их заключили в янтарь, замерли демоны. Актёры на сцене тоже застыли, чувствуя, как по спинам медленными мурашками сыплется нарастающий страх.

Садизм опустил голову, и рог его глухо ударил о край сцены, в самом конце зала кудахтнула двухголовая тварь, и всё пришло в движение. Шевельнулось, поднимаясь в очередной раз с пола, Беспамятство, рыгнуло и вытерло рот Пьянство. Тоненько взвизгнула Нищета. Война поднялась с кресла, чуть встряхнула бомбу – Микки-Мауса. И все они, не сговариваясь, пошли к лестнице, что вела из зрительного зала на сцену.

Актёры знали, рано или поздно это случится.

Зрители, ни о чём не подозревая, продолжали смотреть на сцену.

По проходам тяжёлой поступью, кто ухмыляясь, кто с серьёзной миной, текли пороки. Похлопывали сидящих в зале по плечам, оставляли сальные поцелуи и медленно, торжественно, словно исполняя ритуал, всходили на помост.

Гном махнул детям рукой и шагнул в глубину сцены.

Мыш оглянулся на Ветку. Та в ужасе смотрела на вереницу поднимающихся по ступенькам демонов.

Садизм с довольной физиономией трогал рог и бил себя кулаком в грудь. Проституция разминала мышцы лица и непрерывно облизывала губы…

– Быстрее сюда! – крикнул Гном.

Мыш и Ветка бросились от наступающих чудовищ в Засценье.

Осока, жёсткая, словно сделанная из наждачной бумаги, хлестала по ногам, ветви деревьев секли лица. Никогда ещё уход в Засценье не был таким болезненным.

Остановились у кострища. Отдышались, пришли в себя, развели огонь.

– Гном, как мы вернёмся обратно? – спросила Ветка.

Тот спрятал лицо в ладонях, помассировал глаза.

– Откуда мне знать? В такие передряги я ещё не попадал.

Он сделал лёгкое вращательное движение и, словно из ножен, вытащил из палки, которую держал в руках, длинную тонкую шпагу.

Дети удивлённо переглянулись.

– Ты уверен, что это тебе поможет? – спросила Ветка.

– А что делать? – пожал плечами Гном. – Больше всё равно ничего нет. Да и в чём-то наверняка поможет.

– Скажи, – медленно произнёс Мыш, – они придут сюда?

– Я не знаю. Но вокруг нас лес, подойти бесшумно у них вряд ли получится.

И только он произнёс эти слова, как прямо над ним, так что он едва успел присесть, пронеслись, ловя лезвиями отсветы огня, две острые металлические косы.

Гном выставил шпагу перед собой и, прикрывая детей, молниеносно развернулся к Войне.

В круг света, отбрасываемого костром, вошли остальные двенадцать демонов.

Гном заметался, направляя лезвие то на одного, то на другого монстра, но неизменно стараясь держать детей за спиной.

– Мы пришли просто поговорить, – зевнув, произнесло Равнодушие, концовка фразы утонула в невнятном бормотании, словно демон засыпал на ходу. – Да, мы всего лишь хотим поговорить.