Сарита проснулась рано. Рука ее автоматически потянулась к тому, кто обычно лежал с ней рядом, но уткнулась в пустое пространство. Удивившись, она позвала его, но ответом ей была тишина, и она поняла, что совершенно одна. Почему он ушел, не сказав ей ни слова?
Она откинулась на подушки, вспомнив тот ужасный обман… Она не смогла провести Абула, и все же они продолжали телодвижения, но избегали смотреть друг на друга так, как делали это в моменты полного слияния; тогда, когда их души соединялись, так же как и тела в той кульминации, которая была временами подобна взрыву или мягкому падению, а временами быстрому прыжку вниз головой, от которого захватывало дух и который заставлял ее экзальтированно хохотать.
Зачем она притворялась? Ведь так просто было сказать, что она устала. Он бы ничуть не обиделся и не воспринял это как отказ. Но какой‑то глубоко сидящий в ней страх не позволил ей сказать правду. Как могло случиться, что она устала, для того чтобы заниматься любовью? Может быть, внутри нее сидит рак, пожирающий ее изнутри? Если она признается себе в этих симптомах, значит признает и то, что с ней происходит что‑то серьезное. До сих пор она боролась, заставляя вести себя, как обычно, не обращая внимания на свою немощь, но больше она не может этого делать. Сарита постаралась вздохнуть, но в горле ее как будто застрял комок, не дававший доступ воздуху. Она конвульсивно глотнула и на какой‑то миг у нее возникло такое чувство, будто она тонет. На глазах ее появились слезы отчаяния. Она не слышала, как открылась дверь и осознала, что к ней пришла Кадига только тогда, когда та встала возле ее кровати.
— Ты напугала меня, — Сарита поспешила вытереть слезы.
— Извини, — я не хотела беспокоить тебя на тот случай, если бы господин Абул все еще был с тобой.
При этих словах из глаз Сариты снова брызнули слезы, нос ее заложило, а рот наполнился слюной, которую она не могла сглотнуть.
Кадига стала стучать ей по спине, пока она не перестала задыхаться.
Сарита в полном изнеможении упала на диван.
Глаза ее наполнились страхом смерти.
— Что со мной, Кадига? Я скоро умру, я чувствую это.
Кадига покачала головой в ужасе от той правды, которую знала. Потом она внезапно повернулась и выбежала из башни. Она побежала по кипарисовой аллее в позолоченную приемную калифа. На ее пороге она остановилась, встреченная тройкой вооруженных мужчин.
— Какое у тебя здесь дело, женщина?
— У меня неотложное дело к калифу, — сказала она голосом, близким к шепоту. — Мне необходимо немедленно поговорить с ним.
Один из солдат покачал головой.
— Он прощается с гостями около ворот крепости. Если у тебя к нему дело, обратись к нему в те часы, когда он будет справлять правосудие.
Кадига повернулась, чтобы уйти. В конце концов, она попыталась предотвратить это. Едва ли это ее вина, если калиф не пожелает ее выслушать, но тут перед ней встали глаза Сариты, полные ужаса и страха, и она остановилась.
— Я подожду калифа здесь, — сказала она. Солдаты бурно запротестовали, заявив, что служанке не пристало находиться в подобном месте, так как таким, как она, калиф не дарует аудиенции.
— Я служанка госпожи Сариты, — сказала она, как могла, твердо, — господин Абул выслушает меня.
Потом, не дожидаясь, что они выпихнут ее из приемной силой, она села на полу возле колонны и стала ждать.
Стражники обменялись взглядами и пожали плечами. Когда дело касалось пленницы из башни, оно часто принимало необычный оборот.
Так что, когда Абул, мрачный после несчастливой ночи и принужденных дружеских прощаний с Каледом, вернулся в свои апартаменты, чтобы приготовиться к дневным заботам, взгляд его упал на темную фигуру Кадиги.
Завидев его, она вскочила и устремилась ему навстречу:
— Мой господин Абул, я очень прошу вас…
— Женщина сказала, что у нее к вам личное дело, — прервал ее один из стражников. — Она была очень настойчива и сказала, что оно касается женщины из башни, и мы подумали, что будет лучше, если мы позволим ей остаться. Но если вы хотите, чтобы мы удалили ее, мой господин…
Абул жестом велел ему замолчать. Он посмотрел на Кадигу, стоящую тут же, в глазах ее была тревога.
— Пойдем, — сказал он тихо и прошел в палату.
Стражник прикрыл за ней дверь, и она постаралась вернуть себе мужество, несколько подтаявшее за долгие минуты ожидания.
— Какое у тебя дело ко мне, Кадига?
В его мягком тоне и спокойном взгляде было нечто, придавшее ей сил.
— Я боюсь говорить, мой господин калиф, но все же не могу молчать.
— Тебе нечего бояться, — сказал он, ставя бокал на стол. — То, что будет сказано в стенах этой комнаты, останется исключительно между нами. Так что о госпоже Сарите ты должна мне сказать?
— Я думаю… думаю… мой господин, думаю, что она проглотила нечто такое, что не пойдет ей на пользу.
Колени Кадиги дрожали, ладони вспотели, Ну вот она и сказала, сделала признание, целиком отдавшись на милость Мули Абула Хассана.
— Ты знаешь, когда Сарита проглотила это вещество? — спросил, наконец, Абул.
— Думаю, регулярно, в течение многих недель, мой господин.
— Ты знаешь, кто давал его ей?
Кадига увлажнила губы.
— Я сама, мой господин.
Абул понял ее правильно.
— Как ты делала это?
Ноги Кадиги подогнулись, она сгорбилась и наклонила голову, как бы пытаясь преодолеть свой ужас. Если она скажет, султанша сможет обвинить ее в чем угодно.
— Не бойся, — сказал Абул, скажи. — Он протянул к ней руки и поставил ее на ноги. — Нет никакой нужды тебе сидеть на полу. Сядь сюда, — и он подтолкнул ее к дивану — Сядь.
Кадига повиновалась ему.
— Давай будем говорить прямо, — сказал Абул. — Ты ведь начала говорить о яде?
Кадига медленно кивнула.
— И ты… давала его?
Она снова кивнула.
— В чем, Кадига?
Кадига видела перед собой палача с занесенным над ее головой ножом, чувствовала его железную хватку, слышала крики возбужденной толпы. Она не в силах была говорить.
— Если ты не скажешь это, Кадига, то зачем вообще сказала мне что‑то?
Абул старался сохранить терпение, хотя и не понимал, почему женщина не хочет рассказать все до конца.
— Потому что думаю, что она умрет, если врач не поможет ей, — судорожно сглотнула Кадига. — Отрава проникла уже глубоко и я не знаю никакого способа остановить ее действие. Но, возможно, Мухаммед Алахма знает его?
— Но как он сможет найти противоядие, если ты не скажешь, кто подсыпал яд и какова его природа?
