Уорнерс-театр
Октябрь, 1927
Существовало мнение (Винсент его разделял), что всё полезное человечеству уже изобретено. Щелкни выключателем – и свет зальет комнату. Электричество поджарит гренок, согреет одеяло и даже подожжет сигару. Поднеси к губам черный бакелитовый рожок с дырочками на конце и разговаривай через полстраны, словно собеседник рядом, в той же комнате. Но, конечно, самое революционное и впечатляющее изобретение – автомобиль, который доставит до нужного места вдвое быстрее, чем туда добирался твой дед. В жаркий день летя по новенькому шоссе, можно поднять верх и насладиться освежающим ветерком.
Винсент считал, что это везение – родиться в эпоху моторизации. Вот пожалуйста: шофер правит машиной, в которой он, Винсент, сидит с друзьями, на скорости тридцать миль в час за окном мелькают здания, деревья и кукурузные поля, и для него, в отличие от деда, отца и даже дяди Бенно, всё это вполне естественно.
– Восемь цилиндров, – сказал Хо-Хо (Хорас Шервин), имея в виду новый мотор, разработанный на основе самолетных двигателей. Он расположился на откидном сиденье, уступив удобные места в серой бархатистой обивке своим спутникам – Вину (Винсенту), Гауди (Гарольду Минготту), Даду (Дервуду Уилсону) и Оззи (Осворту Хейдену).
Ехали в лимузине «Дюзенберг». Отец Хо-Хо, банкир, был знаком с голливудским продюсером, знавшимся со спонсором кинофильма, о котором все вокруг только и говорили, но никто пока не видел, – «Певец джаза». На премьере в Уорнерс-театре будет исполнитель главной роли Эл Джолсон. Они ехали в Нью-Йорк на премьеру первого звукового фильма!
Мистер Шервин не только достал билеты, но убедил директора Бьюэлла отпустить мальчиков из интерната в будний день – мол, первый звуковой фильм окажет просветительское воздействие, расширит их музыкальные горизонты. Ребята играли в школьном оркестре «Общество синкопистов», выступавшем на танцевальных вечерах, куда приглашали девочек из женской школы Фармингтона и учебных заведений Порции Манн и Беннеттс. Хо-Хо играл на саксофоне, Гауди – на кларнете, Дад – на аккордеоне, Оззи – на барабанах, Винсент – на фортепьяно (подвергал джазовой обработке пьесы, которые на стареньком пианино разучивал в гостиной Холлингвуда).
На лимузине «Дюзенберг», любимом авто кинозвезд, он ехал первый раз в жизни.
– Что у нас по истории? – спросил Хо-Хо.
– Ратерфорд Хейс, – сказал Оззи. – Победа в один голос выборщика.[11]
Гауди и Дад застонали – они даже не приступали к рефератам, а Оззи свой, конечно, уже закончил. Но он не пансионер, ночует дома, где легче сосредоточиться. И потом, он на стипендии, ради которой вынужден стараться. Винсент все еще корпел над рефератом. В воскресенье он собирался поговорить с дедом о Хейсе.
– Боже правый! – воскликнул Дад. – Жду не дождусь, когда мы закончим учебу. Еще семь месяцев, а потом все свои учебники я отнесу на стрельбище и продырявлю из револьвера. – Родом из Огайо, он был смелее и мыслил свободнее своих товарищей. Все передовые люди страны перебирались на запад.
* * *
Учеба в Троубридже весьма расширила кругозор Винсента.
В детстве его завораживал далекий замок на вершине холма – освещенные солнцем парапеты, пилястры, башенки и донжон. Теперь же он разглядывал суровый лик основательницы школы – портрет ее в золоченой раме висел на стене столовой, отделанной резными панелями. После уроков французского языка, которые в хорошую погоду проходили на кладбище (учитель считал, что на свежем воздухе знания усваиваются лучше, а надгробие – удобная спинка сиденья), ученики, спев «Марсельезу», воздавали почесть благодетельнице: поворачивались лицом к ее могиле, кланялись в пояс и хором произносили: «Мерси, мадам Троубридж!»
На уроках риторики Винсент обучился побеждать в диспутах на малознакомые темы, применяя простые стратагемы Шопенгауэра: ссылайся на авторитетный источник, не приводя доводы; принимай тезисы, но отвергай выводы оппонента; преувеличивай его возражения и так далее. На еженедельных воскресных обедах он отрабатывал эти приемы на домашних, чем приводил в замешательство отца и веселил деда.
