Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
Привезли первую из трех ищеек, Питу. Она сразу же продемонстрировала признаки возбуждения, держа нос по ветру. Кто знает, что творится в голове разыскных собак, передаются ли им надежды озабоченных людей, толпящихся вокруг? Задача Питы отличалась завидной ясностью – обнаружить запах и следовать за ним. Небольшая группа вожатых и полицейских, в том числе Кромптон, увидели, как Пита выбежала из дома через патио и уверенно устремилась в юго-западный угол двора. Потом завертелась у забора, желая перебраться на ту сторону. Ее вывели через двор и провели вокруг забора к заброшенным железнодорожным путям. Она подняла нос.
И снова полиция изучала свежие следы крушения, оставленные безликим разрушителем. Пена все еще липла к бутылке крепкого пива «Шлиц», которую неизвестный взял из холодильника и бросил во дворе за домом. Потертости на заборе сфотографировали. Группа у железнодорожных путей ежилась от холода в ожидании, когда Пита сделает следующий шаг. Все надежды возлагались на собачий нос и единственную молекулу.
А потом произошел резкий рывок. Пита взяла след, учуяв неизвестного. И ринулась вперед, помчалась в южном направлении по левой тропинке вдоль рельсов. Она была «в запахе», как говорили в полицейском подразделении К-9. Ее бег был сдержанным, но ускоряющимся, непрерывным стремлением ее генетического дара. Она сорвалась с цепи во всех смыслах этого слова. Кромптон и кинологи поспешили за Питой. Внезапная суматоха на рельсах, имеющая тревожный и опасный оттенок, была необычным явлением для субботнего утра в Данвилле. И этому необычному непорядку суждено было повторяться в ближайшие месяцы.
На расстоянии примерно полумили от отправной точки Пита вдруг остановилась – это произошло возле пересечения железной дороги и улицы с жилыми домами. Для работы на месте преступления привезли еще двух ищеек, Бетси и Илай. Кинолог Джуди Робб, работающая с Питой, в своем рапорте отметила, что время и даже незначительные изменения скорости ветра способны повлиять на совокупность запахов. Все три кинолога сошлись во мнениях по нескольким пунктам. Собаки принюхивались ко многим заборам и сворачивали во множество дворов. Их поведение указывало на то, что подозреваемый провел немало времени, рыская по округе. Во двор за домом жертвы он попал через забор с северной стороны. Покинул его тоже через забор, пройдя по нему до юго-западного угла, и двигался на юг вдоль рельсов, после чего на пересечении с улицей, по всей вероятности, сел в машину.
Жертву отвез в больницу один из сержантов. Он же доставил ее обратно на служебной машине после медицинского обследования. Но, когда полицейский автомобиль остановился возле ее дома, женщина не сдвинулась с места. Острая душевная боль пригвоздила ее к сиденью. Дневной свет не принес утешения. Ей не хотелось входить в дом. Задача оказалась непростой. Следователи сочувствовали ей, но им требовалась ее помощь. Ей мягко объяснили, как важно пройти вместе с ними по месту преступления. Она согласилась и быстро обошла дом, но потом покинула его. Друзья позже приехали за ее вещами. Больше она никогда не переступала порог этого дома.
Постоянно возникает вопрос о том, как следует называть неизвестного преступника в полицейских документах. Зачастую выбор делают в пользу «подозреваемого», иногда его называют «правонарушителем» или просто «этим человеком». Тот же, кто составлял отчеты в Данвилле, предпочел воспользоваться термином настолько резким и недвусмысленным в своем осуждении, что его укоризненный тон вызывал ощущение указующего перста, нацеленного со страницы. Этот термин поразил меня сразу же, едва я его прочла. Он стал для меня краткой заменой прозвищу «Насильник с востока», к нему я вернулась, когда лежала без сна в три часа утра и перебирала скудную коллекцию невнятных полуулик и размытых черт лица. И восхищалась невозмутимой прямотой этого слова.
«Виновник».
Хоулс паркуется на жилой улице в Данвилле по соседству с тропой «Айрон хорс риджинал» – бывшей железной дорогой, превращенной в дорожку для велосипедистов, наездников и пешеходов. Извиваясь, она тянется сорок миль через центральную часть Контра-Косты. Это полоса отчуждения старой Южной Тихоокеанской железной дороги, замощенная и благоустроенная для туристов.
– Выйдем здесь и пройдемся пешком, – предлагает Хоулс.
Мы направляемся по тропе на юг. Проходим футов десять, и Хоулс обращает мое внимание на двор за одним из домов.
– Собаки-ищейки проследили обратный путь НСВ до угла во дворе жертвы, – говорит он и делает шаг вперед.
Ряд агав у забора препятствует любым попыткам подойти к нему ближе.
– Здесь он перебрался через ограду, – указывает Хоулс. И надолго устремляет взгляд на толстые мечевидные листья агавы.
– Ручаюсь, хозяина этого дома так перепугало нападение, что он высадил здесь кактусы, – говорит он.
Мы идем дальше. Следуем по тому же пути, что и криминалист Джон Патти тридцать пять лет назад, когда он прочесывал округу в поисках улик после того, как ищейки определили маршрут отступления НСВ. В ходе поисков Патти кое-что обнаружил. Он пометил свои находки этикеткой и запечатал их в пластиковый пакет; этот пакет отправился в коробку, которую унесли в хранилище вещдоков и поставили в ряд других коробок, сотнями выстроившихся на стальных стеллажах. В течение тридцати одного года к ней никто не прикасался. 31 марта 2011 года Хоулс позвонил в хранилище, чтобы ему нашли лыжную шапочку подозреваемого на роль НСВ из 1970-х годов, которого он проверял заново. К прибытию Хоулса сотрудник хранилища уже приготовил коробку. Лыжная шапочка была в ней. А потом Хоулс заметил запечатанный пакет с этикеткой «Собрано с ж/д полосы отчуждения». То, что он нашел внутри, изменило ход его расследования.
Сбор вещественных доказательств, как и почти все в работе полиции, должен документироваться. Опись вещдоков, составленная Джоном Патти, сделана от руки и лаконична: «1 а) 2 листа из тетради на спирали, с тремя отверстиями для колец, с записями карандашом; b) 1 лист из тетради на спирали, с тремя отверстиями для колец, с картой, нарисованной карандашом; с) 1 обрывок лиловой пряжи длиной 41 дюйм; d) обрывок бумаги с печатным текстом».
Было ли все это найдено рядом? Или разбросанным по земле? Никаких снимков или зарисовок этого места не сохранилось, Хоулсу было не на что ориентироваться. Патти оставил краткое пояснение, где именно у железной дороги он нашел эти улики. Вот и все. Хоулс сумел подвергнуть бумагу анализу по методу тач-ДНК, а также просканировал с высоким разрешением, обращался к многочисленным экспертам, чтобы подробно изучить и проанализировать все детали карты, однако ему недоставало самого главного – Джона Патти. Тот умер от рака в 1991 году. Это бич давних нераскрытых дел: сведения, поначалу предположительно несущественные или не относящиеся к делу напрямую, а потом признанные чрезвычайно важными, умирают вместе с тем, кому они известны.
Поначалу Хоулс не знал, что делать с этой «домашней работой», как окрестили вещдоки. На одной странице, по-видимому, сохранилось начало скверно написанного школьного сочинения о генерале Кастере. Содержание второй страницы выглядело еще загадочнее. «Безумие – вот то самое слово» – так начиналась запись на ней. Автор рассказывал о том, как учился в шестом классе, и об учителе, который унижал его, заставляя в качестве наказания по многу раз переписывать одни и те же фразы. «Впервые ненавижу кого-либо так сильно, как его», – написал автор о безымянном педагоге.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
