— А если у нас не получится? Что, если мы не сможем её привлечь? — Гейл задал вопрос, тревоживший каждого из нас.
— Должно получиться. Она слишком многим для нас рискнула, я уверен, что такие чувства не проходят зря, — удивил меня неожиданно серьёзным выводом Айрон.
— Давайте не впадать в крайности. Девочке нужно успокоиться, а нам быть рядом и всячески ей в этом помочь, — сказал я, ставя точку в этом разговоре.
За последний месяц я привык гасить панические атаки этих мужчин, волею судьбы и одной маленькой женщины ставших моей семьёй. Ответственность за людей всегда была частью моей жизни, но раньше я всегда был уверен в своих силах, а последний месяц, когда врачи ежедневно твердили, что шансов нет, что наша малышка не выживет, мне приходилось бороться сначала со своим страхом.
Я раньше наивно полагал, что знаю о страхе и боли всё, но это было до того, как я повёл свою любимую в Пещеру душ.
Помню, как она обнажённая и напуганная легла в проклятый ящик, тихое шипение закрывающейся крышки и мерный отсчёт равнодушного механического голоса, вещавший о том, как погибала наша Лиза. Сначала всё было тихо, а потом громкий крик Айрона разорвал тишину. Эмпат корчился и крупно дрожал, не в силах выдержать её боли, а мы рядом сходили с ума, не зная, чем помочь жене.
Через несколько минут Айрон лишился сознания, а мы, молча глотая слезы, смотрели на шкалу перезагрузки. Мы понимали, что с каждым делением, прирастающим на датчике, иссякает жизнь Лизы.
На девяноста трёх процентах шкала замерла, как и наши сердца, а потом механический голос отчитался, что из-за помех копирование остановлено. Недостающие семь процентов воссозданы программой по имеющемуся образцу, а система Экран обновлена до оптимального уровня.
Створки камеры открывались непростительно медленно, но никто из нас не спешил подойти к саркофагу. Я даже зажмурился, прежде чем на негнущихся ногах приблизиться к модулю. Наша малышка лежала такая бледная, измотанная, с мокрыми от слёз щеками, но на губах её застыла лёгкая улыбка.
Дрожащей рукой я потянулся к тонкой шее жены, чтобы проверить пульс, а когда услышал лёгкое трепетание вены, то едва не сошёл с ума от радости.
Дальнейший путь до ближайшего медицинского центра смазался в моих воспоминаниях в одну непрерывную гонку. Аккуратно уложив Лизу в спальный мешок, мы бежали, стараясь не растрясти нашу драгоценную ношу. Потом стремительный полёт на шаттле и удивлённые вздохи молодого экипажа, наблюдавшего в небе удивительные цветные огни.
Растерянные медики, которых криками и угрозами пришлось торопить, и тихий писк приборов, подтверждавших, что, несмотря ни на что, Лиза жива. А потом время как будто замедлило свой бег. Бесконечные дни ожидания, бессонные ночи и неутешительные прогнозы учёных, упорно твердивших, что шансов, что она поправится, нет. Лишь один безумный экспериментатор Тарнир взялся за её лечение всерьёз. Он попросил данные об её ауре, скопированной Экраном, а потом несколько дней колдовал, пытаясь вернуть нам жену.
Жизнь нашей небольшой семьи на этот месяц замерла вокруг моей драгоценной девочки. Первый самостоятельный вздох, реакция на раздражители, восстановление метаболических процессов — всё это было для нас важней удивительно быстро возрождающихся пустошей и пострадавших районов, важнее гуляний во всех городах и провинциях, важнее титулов и наград, сыпавшихся на одну маленькую белокурую голову, которая ещё не отрывалась от подушки.
Мы сами купали её, как только Тарнир позволил, осторожно вливали бульон и сидели рядом столько, сколько позволяли врачи и служебные обязанности.
Запоминающимся был только разговор со свёкром, если это можно назвать разговором.
Вместо уверенного самодовольного политика на экране отобразился усталый немолодой мужчина с печатью бесконечной боли на породистом лице, так похожем на нашу Лизу. Он долго смотрел на нас, сканируя взглядом голубых глаз, а потом кивнул и разорвал связь, так и не сказав ни слова.
Я сбросил файлы, что жена записала для каждого из тех, кто был ей дорог, но так и не решился открыть свой, опасаясь, что, стоит мне услышать её прощальную речь, Лиза уйдёт, оставит нас одинокими и без смысла жизни.
Дверь моего кабинета резко отворилась, и я нисколько не удивился, увидев Лийсарию собственной персоной. 8b4f51
— Повелительница, — вежливо поклонился я.
— Брось эти церемонии, Широн. Когда мы наедине, можно без этого обойтись. В конце концов, мы не просто знакомы почти всю твою жизнь, но ещё и родственники. Я слышала радостную новость: Елизавета пришла в себя. Это настоящее чудо! Мы обязательно должны это отметить. Эта девочка сделала для нас очень много, и мы должны проявить уважение и благодарность, — радостно щебетала доминара.
Честно говоря, я уже много лет не видел её настолько довольной, но сейчас мне было не до неё, все мысли вертелись вокруг того, что Лиза хоть и проснулась, но к нам равнодушна.
— Я думаю, что ещё рано затевать празднества. Малышка только очнулась после страшного урона, что нанёс ей модулятор, а кроме того, она ничего не помнит. Не стоит спешить, — осторожно попросил я, зная, как болезненно повелительница относится к отказам.
— А ей сейчас и не обязательно всех помнить. Главное, чтобы все убедились, что посланница на Миктай жива и здорова. Я видела её в парке с Альтаром и этим наёмником, которого вы допустили в свою семью. Выглядит она отлично. В Союзе ходят дикие слухи, что миктайцы приносят в жертву инопланетников. Хоть Виктор Тальветта-Аргус домыслы опроверг, но лучше, чтобы все убедились в её благополучии. Кроме того, я уже сообщила президенту о чудесном выздоровлении его дочери и он уже летит к нам со всем семейством, — продолжила Лийсария, не обращая внимания на мой кислый вид.
— И всё же я считаю, что ещё не время для балов. Сейчас Елизавета пуглива и совершенно не ориентируется в наших традициях. Кто-нибудь может попытаться воспользоваться её слабостью, — приводил я новые аргументы, на что доминара лишь фыркнула и с лукавым блеском серых глаз спросила:
— Неужели опытный генерал, мой брат начальник тайной полиции и сын эмпат не в состоянии защитить свою семью от нежелательного пополнения? Не разочаровывайте меня, мальчики. Хотя, если вам не хватит сил, можете поставить на защиту девочки этого заморенного наёмника. Кстати, с семейством Тальветта-Агрус прилетит бывший жених Елизаветы — Маркус Гилбрейт-Рисс. Он тоже очень обеспокоен судьбой близкого ему человека. Я бы на вашем месте больше опасалась его. В нынешних реалиях, если ему удастся уговорить девочку покинуть Миктай и признать ваш брак недействительным, то это всё равно не станет причиной разрыва дипломатических и торговых отношений. Мы слишком обязаны Лизе и Союзу, поэтому будьте осторожны, — уже вполне серьёзно добавила Лей прежде, чем покинуть мой кабинет.
— Только этого ещё не хватало, — досадливо произнёс я вслух и улыбнулся тому, что я, кажется, начинаю перенимать привычки нашей жены бормотать, когда расстроен.
