Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Муравьев
С восьми утра Игорь дежурил у телефона. Ждал Мишкиного звонка. Девять дней не звонил Мишка. Данилов извелся, ожидаючи. Сегодня с утра он уехал под Москву, в село Никольское. Зачем поехал, никому не известно. Такой у него характер: пока сам все не проверит, никому ничего не скажет.
— Ты, Игорь, сиди у телефона, звонка жди. Я не верю, чтобы Мишка пропал, не мог он… Видимо, просто проверяют его.
Данилов с Полесовым уехали, а Муравьев остался в кабинете начальника отделения один на один с телефоном и своими невеселыми мыслями.
Действительно, чему радоваться? Мать с сестрой и племянницами эвакуировалась. Инну он вчера проводил в Челябинск. Всего одну ночь вместе — и она уехала. Почему-то Игорь опять вспомнил дачу. Лес вспомнил и узкую велосипедную дорожку. Велосипедной ее назвали они, на самом деле это была обыкновенная, правда, очень твердая и накатанная, тропинка. Там они с Инной и познакомились. Теперь даже не верится, что это было когда-то. Словно сон…
Ту, их единственную, первую и пока последнюю ночь они не сомкнули глаз. Она пронеслась удивительно быстро, и настало утро, утро разлуки. На перрон они протолкнулись с трудом. Потом тащили чемодан к поезду, пробираясь сквозь плачущих и целующихся людей. Но все же даже здесь существовал свой порядок, строгий и непреклонный. То и дело репродуктор бросал в толпу слова команды, и люди, взяв вещи, уходили на посадку. Состав найти было нетрудно: вокруг него толпилась молодежь. Уезжали институты, причем эвакуировались только девушки, ребята всеми правдами и неправдами оставались в Москве, старались уйти на фронт.
Инну немедленно окружили однокурсницы. Сразу же начались какие-то неотложные общественные дела. И пока Игорь помогал матери и бабушке устроиться, пока заталкивал на полки тяжелые, словно набитые кирпичами, чемоданы, жену у него увели в «штабной» вагон. Потом Инна прибежала, смущенно посмотрела на мужа и скрылась, словно растаяла.
— Совсем девчонка, — сквозь слезы сказала мать, — ну, просто ребенок еще. И вот тебе на, замужем. — Она посмотрела на Игоря.
И ему стало нехорошо от этого взгляда. И неловко почему-то стало.
— Я покурить пойду, — сказал он.
— Поди, сынок, поди, — улыбнулась бабушка, — подыми, а то когда еще тронемся.
Она уже обжила место у окна, разложила на столике свои многочисленные кулечки и пакетики.
Муравьев вышел на перрон, и снова его окружила вокзальная неустроенность. Казалось, весь город тронулся в путь. И невеселой была эта дорога.
Внезапно состав дернулся, залязгал буферами.
— Паровоз прицепили! Паровоз! — закричал кто-то.
Люди бросились к вагонам, начали торопливо прощаться.
Где же Инка?!
Вот уже бабушка стучит в окна вагона.
Где же Инка?!
— Граждане! Граждане! Поехали! — стараясь перекрыть шум толпы, кричит кондукторша.
Где же Инка?!
В конце перрона закричал паровоз, тоскливо и гулко.
Где же Инка?
Он увидел ее, когда поезд медленно поплыл вдоль перрона. Увидел ее заплаканное лицо, тонкую руку, машущую ему. Но вагон прошел, а бежать за ним не давала толпа. Мимо него промчались пассажирские вагоны и теплушки. Промелькнули сотни лиц, и наконец показалась последняя, тормозная площадка. Поезд набирал ход.
С вокзала он поехал в управление. Трамвай долго кружил в лабиринтах улиц. Игорь читал знакомые названия, и как будто ему становилось легче.
До этого он вообще не знал, что такое разлука. Ну, мать уехала, сестра, муж ее, племянницы. Но это было как-то незаметно. Словно они поехали на дачу и должны вернуться через неделю. Отъезд жены (какое непривычное слово «жена»!) впервые породил в нем какую-то непонятную пустоту. Муравьев еще не знал, чем он ее сможет заполнить.
Сидя в кабинете Данилова и отвечая на бесконечные звонки, он все время видел лицо Инны и ее машущую руку.
Ну до чего же нудная работа дежурить у телефона! Ужас прямо какой-то. Целый день звонят, и все не по делу. Игорь успел уже несколько раз поговорить с дежурным, поругаться с начальником АХО, внимательно выслушать начальника НТО Рассказова. Да, скучное это дело — дежурство. Вот и папиросы кончаются. Кого бы попросить сбегать? Игорь потянулся к телефону, и в это время он зазвонил.
— Да!
— Это я, — услышал Игорь Мишкин голос.
Костров
Двое держали его за руки. Держали крепко. Но Мишка и не пробовал вырываться. Все равно, если заподозрили, значит — каюк. На диване у окна сидел незнакомый человек в военной форме. Свет падал на его начищенные до блеска сапоги, и по голенищам бегали черные зайчики. Почему-то Мишка видел только эти сапоги с маленькой, изящной колодкой.
— Ну-с, — Резаный вошел в комнату, — значит, пришел к нам в гости, Михаил?
— Ты мне руки прикажи отпустить, тогда я с тобой говорить буду. — Мишка дернулся.
Но слишком уж крепки были эти чужие руки, словно стальным обручем сжимали они его.
— Ах, Михаил, Михаил, когда тебя звали — не шел, а теперь сам прибежал.
— Я не к тебе бежал, а вот к нему. — Мишка кивнул головой на Харитонова. — Ты мне лучше скажи, чего твои шестерки мне руки крутят? А?
«Эх, давай, давай, Мишенька, заведись. Я сейчас такой концерт устрою!»
— Ну скажи, гад! — крикнул Мишка с надрывом, взвинчивая себя. — Скажи!
— Тихо, — внезапно сказал сидевший на диване, — вам здесь не милиция и не домзак. Помолчите. Действительно, Андрей Николаевич, — он повернулся к Резаному, — что это за дешевая мелодрама? Что вы от него хотите? Если вы ему не верите… отпустите, но, конечно, вечером. — Он, прищурившись, поглядел на Мишку, и тому нехорошо стало от этого взгляда. — Ну а если это наш человек, зачем же нервы трепать?
Внезапно с необычайной остротой Мишка понял, что от ответа Резаного зависит, останется ли он жить или нет.
Широков подошел к столу, взял папиросу из пачки, не торопясь размял ее, прикурил.
— Человек он, конечно, наш. Только несговорчив больно. Что, Михаил, с нами останешься или отпустить тебя вечером?
— Куда пускать, кровь на мне, милиционера-то я добил. Теперь мне дорога с вами.
Сказал и почувствовал, как распался стальной обруч рук.
— Ну вот и ладно. Вот и хорошо. Пойди умойся, да подзакусим самую малость. Небось отощал на казенных?
— Что есть, то есть. Только ты, Резаный, мне водки дай. Хоть немного…
— Этого добра сколько хочешь будет. Пей не хочу. Иди рожу ополосни, а то ты как будто из топки вылез.
Потом они выпили, и Мишка сразу уснул на старом продавленном диване. Точнее, провалился куда-то, а когда очнулся, то в комнате было темно, только из дверей пробивалась узкая полоска света. Мишка решил повернуться на спину, но диван немедленно предательски зазвенел, протяжно и громко. Сразу же в соседней комнате смолкли голоса, послышались шаги, и кто-то распахнул дверь.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
