Я действительно верил в это.
Если я мог иногда творить малые чудеса, если Господь вложил в меня этот дар, как свиток мезузы в кожух, я должен был подарить евреям чудо нового царства. Может быть, моей жизни не хватило бы на это, но я бросил бы зерно в почву.
Я не хотел верить в то, что на камнях Иудеи не может вырасти ничего, кроме редких колючек.
Я брел по пыльной дороге с учениками, которые были грустны, потому что боялись. Нас окружал, как обычно, сброд. Было жарко. По дороге двигалось множество людей – кто в Иерусалим, кто обратно. Некоторые солидно одетые евреи показывали на меня пальцем и смеялись. Проехал римский патруль, начальник которого посмотрел на нашу процессию с большим подозрением.
В двух стадиях от Иерусалима у дороги стояла таверна, над которой был вывешен флаг – знак того, что хозяин получил новое вино, и я решил выпить там вина, чтобы оно успокоило меня перед входом в город. Успокоило, умиротворило и воодушевило. Ничего в тот час не могло помочь мне лучше вина. Вино – это огонь проповедника, вулканический дар земли, укрепляющий умственное равновесие и очищающий духовный эфир.
Я вошел в таверну с учениками и женщинами, толпа осталась снаружи. Точнее, какой-то старик из моих последователей, опираясь на костыль, хотел прошмыгнуть следом за нами, но хозяин заведения тут же выгнал его пинками обратно на улицу – слишком уж он был вонюч и грязен.
Нам принесли охлажденного вина. Оно оказалось хорошим, из Эшкола. Я выпил две кружки, и химеры тревоги отступили. Ученики тоже почувствовали себя увереннее, Андрей и Симон стали спорить, где нам лучше остановиться в Иерусалиме, Матфей достал свои свитки и принялся что-то писать, а Магдалина уединилась с хозяином таверны, чтобы расплатиться – за вино и кое-какую снедь – своей любовью, тем самым сберегая наши средства. Я не препятствовал этому и совершенно не ревновал Магдалину – я уже был выше всех этих земных страстишек, да и что мог изменить в судьбе Магдалины какой-то пузатый трактирщик с маленьким зайином, если она перед этим отдалась уже тысячам мужчин?
Следом за нами в таверну вошел высокий человек в дорогой, но скромной одежде: светлый хитон из крученого виссона, темно-коричневый шелковый плащ. На поясе в серебряных ножнах у него висел тонкий кинжал с рукоятью, украшенной смарагдами.
Окинув взглядом посетителей таверны, он подошел к нашему столу и сел напротив меня. Он был среднего возраста. Еврей. Сухое, гладко выбритое лицо с тонким носом. Умные серые глаза.
– Ты ведь Йесус, да? Я хочу поговорить с тобой об одном важном деле, – сказал он. – Но это секретный разговор, пусть твои люди отойдут.
– Это мои ученики, я им доверяю, – ответил я. – Пусть останутся. Кто ты?
– Ладно, – согласился он, не меняя выражения лица. – Мое имя Дафей, я личный помощник его первосвятейшества Иосифа Каиафы. По его поручению я здесь. Он знает о тебе и о том, что ты идешь в Иерусалим из Вифании, где якобы воскресил человека. Не знаю, что там произошло, но всем трезвомыслящим людям понятно, что это обман, правда, очень ловкий. Итак, его первосвятейшество хочет заключить с тобой сделку. Завтра утром он будет выступать перед народом с торжественным словом по случаю наступления Песаха. Он предлагает тебе тринадцать ауреусов за то, чтобы ты вышел вместе с ним к людям и призвал к покаянию всех бродячих проповедников Израиля. Ты должен убедить их вернуться в лоно Закона, принести жертвы в Храме и перестать морочить людям головы. Прежде всего ты должен усмирить этим тех, кто выдает себя за Йесуса. И желательно остальных неправедных мессий. Понимаешь, о чем я?
– Да, – ответил я спокойно, хотя во мне вскипела ярость. – А зачем это нужно?
– Чтобы прекратить беспорядки, – начал объяснять Дафей. – В Иерусалиме и по всей Иудее волнения. Люди гибнут. Даже в Галилее мятежи. Кесария захвачена учениками какого-то безумца… Римляне готовят карательный поход туда. Его первосвятейшество Каиафа считает, что твое слово поможет усмирить умы… Хотя лично я так не думаю.
– Зачем мне выступать с Каиафой? Я войду в Иерусалим и смогу убедить римлян отменить карательную экспедицию, – сказал я.
– Не будь глупцом, Йесус, – произнес Дафей так же бесстрастно. – Первосвященник заплатит тебе тринадцать ауреусов. Они у меня с собой. Готов выдать их тебе сейчас.
Это были большие деньги, от которых не отказался бы ни один странствующий врач.
– Учитель, давай подумаем над этим предложением! – оживленно сказал Матфей. – Мне кажется, это очень разумно.
– Молчи, Матфей, – ответил я.
На лицах остальных учеников тоже было написано желание пойти навстречу Каиафе. Но я понял, что если соглашусь на это, уже никогда не стану поистине великим учителем, а в лучшем случае буду выполнять, как слуга, какие-нибудь поручения Синедриона. Став тихим чиновником, я уже не смогу быть свободным. Деньги свяжут меня сильнее цепей. Никто не будет целовать мне руки, когда я буду входить в селение. А главное, я чувствовал, что потеряю дар целителя. Я понял также, что Каиафа все-таки сможет заметно укрепить свой авторитет, если приручит такого зверя, как я. «Какие у него ауреусы? – подумал я. – Полновесные ли? Не затерлась ли на них голова Тиберия? Или они отчеканены при Августе?»
В этот момент за стол вернулась разгоряченная и довольная Магдалина. Она принесла еще один кувшин вина. Следом за ней с улыбкой вошел хозяин таверны.
– Это вино вам тоже бесплатно, ребята! – сказал он.
Посланник Каиафы внимательно посмотрел на Магдалину.
– Женщина, а не тебя ли приговорили к утоплению в свинцовом ящике в Ашкелоне? Ведь тебя зовут Мария, не так ли?
– Нет, ты ошибся, добрый человек! – хохотнула она и отпила вина прямо из кувшина. – Я всем кого-то напоминаю! А кто ты, красавчик?
Посланец не ответил. Некоторое время мы с ним молча смотрели друг на друга. Затем я миролюбиво сказал:
– Дафей, давай выйдем из таверны, и я объявлю свое решение.
На лице Дафея мелькнуло удивление. Мы встали из-за стола и вышли под синее небо Израиля к толпе, ожидавшей меня. Ученики и женщины вышли следом. Магдалина – с кувшином вина в руках.
– Слушай внимательно, жалкий прихвостень Каиафы! – крикнул я. – Я иду в Иерусалим, чтобы дать людям свободу! Двенадцать легионов ангелов Господь предоставит мне, и я не боюсь вас! Со мной небесное воинство!
Дафей отшатнуся от меня, и его лицо побледнело, став еще более сухим и строгим. Толпа радостно загалдела. Дафей положил ладонь на рукоять кинжала.
– Они хотят, чтобы я уподобился индийскому луговому слону, который и пашет, и пляшет, и бьет ногами оземь под священническую свирель! Не выйдет, нет! – продолжал я, повернувшись к толпе. – Отныне узрите во мне сына человеческого, сидящего одесную Силы на облаках небесных! Железной метлой я вымету всю гниль из Иерусалима!
– Воистину так, Йесус! – откликнулся худой юноша с прыщавым лицом, который следовал за нами от Вифании и встречал глиняного Лазаря у ворот дома его вдовы.
