Накшидиль отвела Фатиму вместе с несколькими женщинами в свои покои, а другие остались с повивальной бабкой, чтобы запеленать ребенка. Так быстро, как это было возможно, мы завернули младенца в позолоченную парчу и обвязали по середине шелковым поясом. Пока крики малышки щекотали нам слух, мы подняли ее сморщенную головку и покрыли позолоченной шапочкой, в которой были зашиты золотые монеты, зубчики чеснока и голубые стеклянные бусинки. Также мы прикрепили кисточку из бриллиантов и на всякий случай, дабы отвадить дурной глаз, добавили золотой ткани с вышитыми несколькими строчками из Корана.
Когда малышку укутали и ее лицо покрывал зеленый шифон, мы вложили ее в руки эбэ. Мы тронулись с места в сопровождении музыкантов, и я повел эту маленькую процессию к покоям Накшидиль, чтобы вернуть Фатиме очаровательное дитя. Милая Фатима лежала на своем перламутровом диване, вытянувшись на стеганых одеялах из красного атласа, который был усыпан изумрудами и жемчугами. Она вовсю улыбалась. Но никто так не радовался, как валиде-султана.
— Я бабушка, — шепнула она мне на ухо. — Только представь: я стала бабушкой! Посмотри на этого очаровательного ребенка. — Она умолкла, и я заметил, как изменилось выражение ее лица. — Где Махмуд? Это его ребенок.
— Не сомневаюсь, что он придет в комнату для приемов, — ответил я.
Накшидиль печально покачала головой:
— Если бы родился мальчик, он бы пришел сегодня.
— Наоборот, хорошо, что родилась девочка, — сказал я. — Она воспользуется всеми привилегиями ребенка султана — большим пожизненным жалованьем, красивыми дворцами, множеством рабов и не будет подвержена опасностям, которые грозят принцу. Никто не будет пытаться убить ее, чтобы заполучить трон, или отнимать жизнь у ее матери.
— Это правда, — согласилась Накшидиль. — Дочь султана обладает определенной свободой и не испытывает никаких страхов. Она даже сама выбирает себе мужа.
На следующий день, когда загрохотали пушки, в гости явилась целая толпа женщин. Им не терпелось поздравить Фатиму и валиде-султана. Принцессы, жены везиров, улемов, дворцовых чиновников и другие женщины, чьи мужья занимали важные посты, пришли засвидетельствовать свое почтение. Вереница гостей тянулась вдоль коридоров, лестниц и двора. Можно представить, как потрясен я был в конце дня, когда увидел принцессу Бейхан и еще одну гостью со спины.
— Этого не может быть, — шепотом сказал я Накшидиль.
— Чего не может быть? — спросила она.
— Это невозможно.
— Что невозможно? Прошу тебя, Тюльпан, говори понятнее.
— Сколько жен знатных лиц с рыжими волосами мы знаем?
— Я не могу припомнить ни одной.
— Вот и я подумал то же самое.
— Тогда почему ты спрашиваешь?
— Потому что впереди очереди стоит рыжеволосая женщина.
— Наверное, это жена какого-то иностранного посланника.
— Или жена покойного султана.
— Право, Тюльпан, ты сводишь меня с ума. Что ты хочешь этим сказать?
— Какую рыжеволосую женщину мы оба знаем?
Накшидиль на мгновение задумалась.
— Эта ведь Айша, — вдруг сказала она, и, будто собственные слова поразили ее, громко спросила: — Что она здесь делает?
— Не знаю.
— Тогда, — заговорила она, понизив голос, — узнай это.
Я подал принцессе Бейхан знак, что хочу поговорить с ней, и тут же передал Накшидиль то, что мне удалось узнать.
— Айше как-то удалось убедить главную наставницу Старого дворца, чтобы ей позволили выйти оттуда, чтобы отметить рождение ребенка. Затем она уговорила свою давнюю подругу Бейхан привезти ее сюда.
— Что же такое могла сказать Айша, чтобы убедить обеих?
— Она сказала: «Я мать единственного принца Оттоманской империи. Некоторые вещи общеприняты. Если я там не появлюсь, все встревожатся. Вся империя окажется в неловком положении».
Нам оставалось лишь вежливо приветствовать ее и предложить угощения. Мы меньше всего хотели испортить это событие и не стали устраивать скандал. Но время уже близилось к вечеру, и очередь посетительниц поредела.
— Я позволю Айше остаться здесь еще несколько минут, затем выпровожу ее отсюда, — сказал я валиде-султана, но мне не удалось осуществить свое намерение.
Когда я направился к Айше, вошла главная управительница, держа в руке серебряный жезл.
— Прошу встать. Прибывает его блистательное величество султан Махмуд, — объявила она. Женщины тут же поднялись. Мы все стояли, когда вошел султан в сопровождение своей сестры Хадисе.
По правилам я должен был прийти вместе с ним, но он хотел устроить нам сюрприз, и это ему удалось. Я не мог поверить своим глазам. И думаю, что остальные тоже, ибо, как только Махмуд вошел, несмотря на строгие правила, требовавшие соблюдать тишину в его присутствии, с уст присутствующих слетели возгласы изумления. Султан был почти неузнаваем.
Затем в тишине я услышал, как Айша довольно громко спросила:
— Где его тюрбан? Что это у него на голове? Что же он такое надел?
И действительно, она была права — на голове у султана было что-то необычное. Вместо привычного тюрбана султан Махмуд, падишах, тень Бога на земле, халиф, глава всех мусульман, надел красную феску[92]!
Улыбающийся Махмуд прошел через комнату к Фатиме и поцеловал руку молодой матери. Затем, когда она подняла младенца на руки, султан коснулся губами его лба, и кисточка его фески задела щеки малышки.
Накшидиль, стоявшая рядом с Фатимой, радостно улыбнулась.
— Поздравляю, мой лев, — ласково сказала она, поцеловав его руку и рукав.
После этого султан поблагодарил их обеих, повернулся и ушел, оставив нас в полном недоумении.
Как только он вышел, Айша бросилась к Накшидиль.
— Что это все значит? — спросила она требовательным тоном. — Разве твой сын стал неверным? Неужели ты не знаешь, что мы говорим: «Тюрбан — это преграда, отделяющая веру от безбожия?»
Валиде-султана улыбнулась и отвернулась, предоставив Хадисе возможность ответить.
— Нет ничего необычного в том, что наш великий султан, вставший на путь преобразования Оттоманской империи, решил сменить головной убор, — ответила та. — Новому мышлению соответствует новая одежда.
— Какой позор — видеть халифа без тюрбана, — сказала Айша. — Это богохульство!
— Как замечательно видеть, что он не отстает от времени, — возразил я, хотя не был совсем уверен, что феска — это удачный выбор. Что подумают религиозные вожди?
