Он восхищался отвагой, с которой она отправилась в незнакомый город на встречу с отцом, которого она не помнила и который, как выяснилось, тоже ее не помнил. Родители Грэма жили всего в нескольких часах езды от него, но ему пришлось уехать на другой конец страны, чтобы он наконец созрел что-то с этим сделать, но, похоже, было уже слишком поздно. И дело было не в географии; где бы они ни находились, их разделяло слишком большое расстояние.
Но сегодняшняя встреча Элли с ее отцом задела какую-то глубинную струну в его душе; какую-то всеобъемлющую пустоту, о присутствии которой он даже не подозревал. На ее лице была написана такая неприкрытая надежда, что ему было больно, что он не смог защитить ее, не смог уберечь от того, что произошло. Грэм и представить себе не мог, каково это, когда твой родитель смотрит на тебя в ответ полным абсолютного безразличия взглядом. Он понимал, что в этом нет вины сенатора, – откуда ему вообще было знать, что эта случайная девушка в толпе на самом деле не кто иная, как его дочь? И все равно его охватил приступ внезапного гнева. Сколько бы времени ни прошло, как бы далеко тебя ни унесло, насколько бы неузнаваемым ты ни стал, по меньшей мере два человека в мире обязаны были увидеть тебя, отыскать, узнать тебя и вернуть обратно. Вопреки всему.
Он осторожно придвинулся к ней на скамейке. Повисшее между ними молчание, обычно полное смысла, сейчас было опустошенным и натянутым, и он не понимал, как это поправить. На дороге показался автобус; он с протяжным шипением подкатил к остановке и затормозил. Кроме Грэма с Элли, на остановке никого не было, и они медленно поднялись по ступенькам, усталые путники, чье долгое путешествие уже подходило к концу.
– Может, это и к лучшему, – сказал он, когда они устроились на своих местах и автобус тронулся.
Теперь, когда они ехали обратно на юг, океан был слева от них, и Элли уткнулась лбом в стекло. Грэм пожалел, что они не сели по другую сторону прохода, тогда Элли положила бы голову ему на плечо, вместо того чтобы смотреть в окно, но он понимал, что сейчас ее лучше не трогать. Он понимал это, как никто другой.
– Наверное, ты прав, – отозвалась она безжизненным голосом. – Просто это так странно, понимаешь? С самого детства я постоянно рисовала в своих мечтах, каково это – быть дочерью сенатора. Но, наверное, на самом деле я никогда по-настоящему не считала себя его дочерью. – Она умолкла и покачала головой. – Глупо, наверное, звучит, да?
– Совсем не глупо, – сказал Грэм. – Ты знаешь, сколько девчонок мечтают обо мне? – Элли закатила глаза, и он замялся. – Нет, я серьезно, – с полуулыбкой продолжил он. – Но правда заключается в том, что на самом деле они мечтают не обо мне. Они мечтают об образе. Поэтому реальность всегда становится большим разочарованием.
– В случае с моим отцом – да, – согласилась она. – Но в случае с тобой…
– Не большим, а маленьким? – с надеждой в голосе спросил он, и она улыбнулась.
– Не большим, а маленьким, – подтвердила она. – Но, пожалуй, ты прав. Это и к лучшему. И потом, если бы мама узнала, что я обратилась к нему за деньгами, не сказав ни о чем ей…
– Послушай, – начал Грэм, – я с радостью…
– Нет! – резко оборвала его она, но тут же поняла, как это прозвучало. – Но спасибо тебе, – сказала она уже более мягко и печально ему улыбнулась. – И вообще, деньги во всей этой затее были не главное.
– Главное было увидеться с ним, – произнес он, и она кивнула.
– Я всю жизнь представляла себе этот момент, – сказала она. – Вот уж не думала, что все выйдет именно так.
– В самом деле? – притворно поразился Грэм. – Ты никогда не представляла, что обменяешься с ним рукопожатием на пикнике в честь Дня независимости?
Элли рассмеялась, и Грэм, который уже не мог больше терпеть, поднял руку и притянул ее к себе, так что ее голова легла на его плечо и они оба оказались вполоборота повернуты в сторону океана, волнистой голубой лентой бегущего за окнами.
– Думаешь, надо было все-таки попросить у него денег? – спросила она, и Грэм молча покачал головой в ответ, скользнув подбородком по ее волосам. – Или хотя бы сказать ему, кто я такая?
– Момент был неподходящий, – сказал он. – Ты сделала то же самое, что делали все остальные.
– То есть ничего не сделала.
– Начать надо с того, что ты вообще туда поехала, – возразил он. – Это уже кое-что.
– Мне так не кажется, – сказала она и издала хриплый смешок. – А ведь я в самом деле поверила.
– Во что?
– В то, что найду его.
Грэм устремил взгляд за окно. Сквозь кроны деревьев пробивались лучи солнца. Ему снова вспомнилось выражение лица, с которым сенатор посмотрел на свою дочь, его дежурное приветствие и отсутствующая улыбка. Потом он подумал о своем собственном отце, который сейчас, наверное, праздновал День независимости у кого-нибудь в гостях у себя в Калифорнии. Интересно, сложилось бы у них все по-другому, если бы Грэм сейчас готовился к поступлению в колледж, переживая за свои итоговые отметки, вместо того чтобы зубрить тексты ролей? Или то, что произошло, просто неизбежная часть взросления и, вырастая, ты отбрасываешь прочь свою прежнюю жизнь, свое прежнее «я», все то, что надежно привязывало тебя к прошлому?
– Я очень тебе сочувствую, – сказал он вслух, и Элли, прижимавшаяся к его груди, замерла:
– По поводу чего?
– По поводу всего, – сказал он. – И по поводу Гарварда.
– Ничего страшного, – с напускной небрежностью произнесла она. – Не так уж и сильно мне туда хотелось поехать.
– Я уверен, что твоя мама нашла бы способ отправить тебя туда.
– И я тоже уверена, что нашла бы, – согласилась Элли, – но я просто не могу об этом ее просить.
Деревья за окном закончились, и снова стал виден океан, на котором по-прежнему покачивались лодки.
– Тебе повезло, – сказал он. – У тебя классная мама.
– Я уверена, что у тебя мама тоже классная.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что она вырастила такого классного сына, – ответила Элли, и Грэм улыбнулся. – Если, конечно, не считать его склонности бить морды фотографам. И закрыть глаза на тягу к краже лодок.
– Знаешь, – сказал он, – до того как я бросил школу, мои друзья вечно шутили, что если бы выбирали того, кто с наименьшей вероятностью угодит за решетку, то я занял бы первое место. А теперь я меньше чем за сутки чуть было не загремел туда дважды.
– В самом деле? – поддразнила его Элли. – Я бы вы двинула тебя на звание «Всеобщий любимчик», или «Улыбка года», или еще что-нибудь в этом духе.
Он засмеялся:
– А какое звание завоевала бы ты? «Наибольшая вероятность бросить вызов системе путем угона лодки в один прекрасный день»?
Элли на миг задумалась.
– «Наименьшая вероятность запасть на кинозвезду».
