Амбициозный кабинет-министр не считал нужным (или не смог) создать своей «партии» из влиятельных фигур в высшем звене управления и при дворе, в чем следователи его подозревали и собирались допросить его гостей и приятелей. Одних (А.И. Румянцева и М.Г. Головкина) от этого избавила императрица; другие (А.М. Черкасский, Н.Ю. Трубецкой, В.Я. Новосильцев и П.И. Мусин-Пушкин) были допрошены, но признаны, за исключением Мусина-Пушкина, непричастными к делам и планам главного обвиняемого.
«Генеральное рассуждение»
«Эпоха дворцовых переворотов» проверяла на прочность петровские преобразования, но отнюдь не отвергала их. За аннинское царствование в стране появились 22 новых металлургических завода, Россия увеличила производство меди до 30 тысяч пудов (по сравнению с 5,5 тысячи в 1725 году) и заняла прочные позиции на мировом рынке в торговле железом, вывоз которого за десять лет увеличился в 4,5 раза. Рос экспорт пеньки, льняной пряжи и других товаров.
Однако на первом месте во внутренней политике была не столько защита интересов дворянства, сколько приоритет государственных потребностей. Их рост требовал всё новых средств, которых постоянно не хватало. Разорение центральных районов страны, по которым в 1732—1734 годах прокатился голод, вызвало гибель и бегство крестьян, а недоимки по подушной подати с 1735 года стали быстро расти. Горожан, как и при Петре I, заставляли нести всевозможные службы: заседать в ратуше, собирать кабацкие и таможенные деньги, работать «счетчиками» при воеводах.
Царствование Анны принесло ужесточение контроля над духовенством и подготовку секуляризации церковных вотчин. В 1738 году по причине накопившихся казенных недоимок в 40 тысяч рублей Коллегия экономии, управлявшая церковными и монастырскими вотчинами, была изъята из ведения Синода и передана в подчинение Сенату.
Анна, как и ее грозный дядя, самовольно назначала архиереев, не обращая внимания на мнение Синода. Дела о неотправлении молебнов и поминовений возникали в массовом порядке; виновных ждали не только плети и ссылка, но во многих случаях и лишение сана. Тех же священнослужителей, кто по каким-либо причинам не присягнул новой императрице, рассматривали как изменников, и следствие по их делам передавалось в Тайную канцелярию. С 1736 года начались «разборы»: «синодальных и архиерейских дворян и монастырских слуг и детей боярских и их детей, также протопопских, поповских, диаконских и прочего церковного причта детей и церковников» власти немедленно отправляли в армию, чтобы восполнить огромные потери. В итоге некоторые храмы и монастыри остались без причта; даже безропотные губернские власти доносили, что в случае взятия действительных дьячков и пономарей «в службе церковной учинится остановка». Такие гонения вполне могли расцениваться как происки исконно враждебных православию «немцев».
Предоставление льгот дворянству сопровождалось увеличением его служебных тягот. В 1734 году Анна повелела сыскать всех годных к службе дворян и определить их в армию, на флот и в артиллерию; с началом большой войны в 1736-м для явки «нетчиков» был определен срок — 1 января — и разрешено подавать доносы на неявившихся даже их крепостным.
В то время дворянина на службе могли выпороть; но даже не битый не был уверен в достойном «произвождении»: порядок получения чинов не раз менялся, и добиться повышения, отпуска или отставки влиятельному и обеспеченному офицеру было гораздо легче. Проблемы ожидали дворян и дома. Вместе с восстановлением военных команд для сбора подушной подати был возобновлен запрет помещикам переводить крестьян в другое имение без разрешения; хозяева стали ответственными плательщиками за свои крепостные души. В неурожайные годы дворянам предписывалось снабжать крестьян семенами и не допускать, чтобы они «ходили по миру» (побирались). В 1738 году власти в одном из указов даже официально осудили «всегдашнюю непрестанную работу» помещичьих крестьян, из-за которой они не могут исправно платить государственные подати. Наконец, выход в отставку после выслуги двадцати пяти лет, разрешенный по закону 1736 года, был отложен до окончания турецкой войны.
«Уже пять или шесть лет, как слышатся жалобы, во-первых, на слепую снисходительность императрицы к герцогу Курляндскому; во-вторых, на гордый и невыносимый характер последнего, который, как говорят, обращается с вельможами, как с последними негодяями; в-третьих, на его фаворита, еврея Липмана, придворного банкира, подрывающего торговлю; в-четвертых, на вымогательство огромных сумм, частью истраченных на женщин, а частью на выкуп поместий герцога и на постройку ему великолепных замков; в-пятых, на сдачу трех четвертей молодых людей в солдаты, которых убивают, как на бойне, вследствие чего поместья дворян обезлюдены и они не в состоянии уплатить общественных податей» — такими представлялись настроения российского «шляхетства» офицеру-иностранцу на русской службе в 1740 году.
Эти настроения не могли не волновать квалифицированных и думающих людей, объединившихся вокруг Волынского. Члены компании собирались по вечерам в доме Волынского на Мойке: ужинали, беседовали, засиживались до полуночи. До нас дошли отрывочные сведения о предметах обсуждения: «о гражданстве», «о дружбе человеческой», «надлежит ли иметь мужским персонам дружбу с дамскими», «каким образом суд и милость государям иметь надобно». Интеллектуальные беседы подвигли министра на сочинение обширного проекта, который он сам на следствии называл сочинением «о поправлении государственных дел» или «генеральным рассуждением».
Кроме вышеперечисленных основных участников кружка, к работе привлекались секретари Военной коллегии Петр Ижорин и Василий Демидов, сенаторы Александр Нарышкин и Василий Новосельцев; о «военной части» проекта Волынский сообщал А.М. Черкасскому, главе Тайной канцелярии А.И. Ушакову, генерал-майору С.Ф. Апраксину. Таким образом, проект Волынского являлся результатом коллективного труда группы компетентных чиновников среднего и высшего уровня, оформлявшего основные мысли кабинет-министра в конкретные предложения.
К сожалению, проект до нас не дошел. Автор доделывал его вплоть до самого ареста — «перечеркивал тот проэкт Артемей Волынской в неделю раза по два». После грянувшей опалы он сжег черновики, а переписанную набело часть отдал начальнику Тайной канцелярии Ушакову — этот пакет исследователям пока найти не удалось. Из обвинительного заключения и показаний самого Волынского и его друзей можно составить некоторое представление о его содержании, отраженное в сводке-«конспекте», сделанном историком Ю.В. Готье.
В сохранившемся предисловии к проекту Волынский обращался к читателям; позднее он признавался, что представлял в этом качестве людей своего круга — сенаторов и коллег-министров. Автор извинялся: «…не школастическим штилем и не риторическим порядком в расположении в том своем сочинении глав написал, в том бы меня не предосуждали, того ради, что я в школах не бывал, а обращался я с молодых лет в военной службе» — и заявлял: «И ежели вы, господа почтенные, усмотрите сверх что к изъяснению и дополнению, прошу в том потрудиться, и я на резонабельное буду склонен и сердиться и досадовать за это не стану».
Даже это обращение могло вызвать неудовольствие (в манифесте о казни Волынского оно прямо названо «злодейским предисловием»): министр апеллировал не к государыне, а прямо к «своей братье» из числа «генералитета», считая их компетентными для оценки его проекта и способными на его претворение. Еще большее подозрение могла вызвать следующая за предисловием историческая часть, где Волынский, как показывали его друзья, изложил историю России от Рюрика до избрания царя Михаила Федоровича. Именно здесь автор «написал многие острые речи о несамодержавстве в Польше и Швеции и другие излишества» — упомянул о «супружестве» своего предка с дочерью Дмитрия Донского, а царя Ивана Грозного назвал «тираном». На следствии подозрительная императрица сразу велела спросить своего бывшего министра о памятных событиях 1730 года: «Не сведом ли он от премены владенья, перва или после смерти государя Петра Второва, когда хотели самодержавство совсем отставить?» Для подозрений были основания: в бумагах Волынского нашлись копии «кондиций» и нескольких появившихся в то время проектов.
