Но даже им не нравились немцы.
189«Какая жалость, – думали они, – что Стюарты католики! Было бы гораздо удобнее, если бы сын короля Якова там, за проливом, не стал католиком. Тогда не пришлось бы принимать у себя на острове немцев».
Но сегодня король совершает въезд в Лондон. И что бы ни привело его сюда и какой бы ни был результат – сегодня не время об этом думать. Сегодня праздник, день удовольствий. И в столице каждый подмастерье, каждая молочница, каждый лавочник и его жена надеялись увидеть торжественный въезд короля и отлично провести время.
Только якобиты мечтали о пасмурном дне. Они мечтали, чтобы дождь потоками заливал мостовые и сильный ветер согнал горожан с улиц. Но в тот день удача улыбалась гвельфам. Солнце ярко сияло, стоял славный, золотой сентябрьский день.
Процессию из Гринвича возглавляли экипажи, украшенные гербами. И зрители получили возможность увидеть представителей всех благородных родов Англии.
Экипажи катились по мостовой, сопровождаемые восклицаниями и приветственными криками. И, затаив дыхание, взволнованные горожане ждали зрелища, ради которого пришли сюда – карету короля.
И наконец она появилась, сверкая на солнце стеклами. На переднем сиденье – герцог Нортамберлендский и лорд Дорсет, а внутри – новый король и его сын, принц Уэльский.
– Так это и есть король! – пронесся разочарованный гул голосов. Он выглядел совсем не так, как ожидали зрители. Мужчина за пятьдесят, явно неловко себя чувствовавший в королевской мантии, лицо довольно хмурое. Горожане быстро заметили, что хотя он наклонял голову, отвечая на приветствия, и прикладывал руку к сердцу, показывая, что намерен быть для них очень добрым королем, он не улыбался.
Рядом с ним сидела гораздо более симпатичная персона. Принц Уэльский. Молодой человек. Не то чтобы красивый, но с приятным выражением лица, с хорошими манерами. Казалось, его великолепное одеяние приносит ему наслаждение, а любезные улыбки свидетельствовали, что ему нравится народ, приветствующий его.
«Да, этот человек, – решила толпа, – радуется прибытию в Англию.
– Боже, благослови принца Уэльского! – выкрикнул голос, и зрители тотчас подхватили это приветствие.
Молодой человек приложил руку к сердцу и поклонился.
– Не делай этого, – резко осадил его король.
– Но…
– Я сказал, не делай. Кланяться буду я. А ты сиди тихо и ничего не делай.
Приветливое выражение на лице Георга Августа моментально сменилось ненавидящим, но он быстро подавил неприязнь, потому что понимал: на него устремлены тысячи глаз.
– Принц Уэльский! – продолжала кричать толпа. Георг Август еле сдерживал свой восторг. Им понравился он, а не отец. Это был триумф. Они приняли его, как никогда не будут принимать отца. Как он хотел, чтобы Каролина видела его в этот момент!
Значит, ему запрещено кланяться. Очень хорошо. Он может выражать свою доброжелательность улыбкой. Толпа будто поняла, в чем дело, и продолжала его приветствовать.
Король заметил это и еще больше помрачнел.
«Я рад, что мы приехали в Англию, – думал Георг Август. – Эта страна создана для меня».
Он уже планировал, как устроит свой двор, который будет соперничать с отцовским. И эта мысль доставила ему огромное удовольствие.
За королевской каретой следовали экипажи с ганноверскими друзьями и слугами, которых Георг привез с собой.
В одном из них сидели две женщины: одна высокая и худая, другая маленькая и толстая. Они выглядели будто специально придуманные комические персонажи. Бледные щеки одной покрывали пунцовые румяна, а багровые щеки другой были осыпаны белой пудрой. Парик одной пламенел огненно-рыжим цветом, а другой был густо-черным.
– Кто это такие? – закричали в толпе. И быстро раздался ответ:
– Это его любовницы.
Вот случай, которого ждали зрители. Наконец-то Георг им понравился. Он насмешил их, а они больше всего любили посмеяться.
– Так ему нравятся такие женщины? Что же он за человек, если привез их к нам из Германии?
– Взгляни только на нее. Я имею в виду каланчу… А вторая слониха! Посмотри на нее. Ты когда-нибудь видел такое чучело?
– Зачем он привез их к нам? Он думает, мы не можем предложить ему получше?
Королевские любовницы тут же получили прозвища – Каланча и Слониха. И потому, что одна была высокая и худая, а другая маленькая и толстая, они стали поводом для непристойных шуток, которые эхом расходились по толпе.
В кофейных якобиты напоминали друг другу и тем, кто прислушивался к ним, о жестокости короля к жене, которая даже сейчас, в такой торжественный день, томится в тюрьме, куда он заточил ее много лет назад.
– И этого человека вы привезли к нам! – кричали якобиты. – Человека, который не удосужился научиться говорить на нашем языке и улыбаться.
И даже те, кому было все равно, кто сядет на трон – Стюарты или гвельфы, – согласились, что новый король – мрачный тип.
Грянули пушки Тауэра; лорд-мэр и отец города приветствовал короля, а в это время протоколист читал его торжественную речь. Затем через Лондонский мост процессия подъехала к собору святого Павла, где собрали детей, и они пропели «Боже, храни короля!» Кругом развевались флаги; карета, сверкая стеклом, проплывала под триумфальными арками, палили пушки, и гудели колокола всех лондонских церквей.
Некоторые горожане уже напились, потому что вино лилось рекой, и среди криков «Боже, храни короля!» можно было разобрать и ругательства.
Если король их и слышал, то не подал вида. Он мечтал только о том, чтобы процессия скорей проехала по улицам его столицы и все эти никчемные глупости окончились. Тогда он наконец отдохнет в Сент-Джеймсском дворце. Он находил своих новых подданных чересчур легкомысленными. Сегодня они приветствовали его, но точно так же они выкрикивали бы приветствия и Якову, если бы им предложили его в качестве короля. Больше всего они радовались бесплатному вину и выходному дню.
Наконец впереди показался Сент-Джеймсский дворец. Король с удовольствием подумал, что день идет к концу. Остался еще банкет и очередные заверения в лояльности, а потом – удобная постель.
Георг Август выглядел счастливым триумфатором. Ни у кого не оставалось сомнений в его теплых чувствах к новой стране! Берншторф прав, за ним нужен глаз да глаз, в особенности, когда появится его умная жена.
Король выслушал речи с заверениями в лояльности, провел заседание государственного совета и пошел спать.
А на улицах продолжался праздник. В небо взлетали огни сотен фейерверков. Молодежь и люди постарше пели и танцевали, ссорились и любили друг друга. Это был типичный праздник жителей английской столицы, которые никогда не упускали возможность повеселиться. В дни правления пуритан веселье не одобрялось, и теперь лондонцы наверстывали упущенное.
