Он вынул из корзины чистую тряпку и тщательно вытер руки.
– Честно говоря, я не ожидал, что матушкино здоровье так быстро улучшится, – сказал он, продолжая улыбаться. – Впрочем, понятно: ведь уже ни для кого не секрет, что вы оказываете на маркизу благотворное влияние.
Благотворное влияние на маркизу? Софи посмотрела па Николаса широко раскрытыми от изумления глазами:
– Уж не вы ли автор идеи моего назначения в помощницы к мисс Стюарт?
Линдхерст утвердительно кивнул, но тут же добавил:
– Конечно, с разрешения матушки.
– Но почему вы так поступили? Тем более после моего позора в истории с платьем мисс Мэйхью. Я не сомневалась, что меня за это выгонят из дома! И уж никак не предполагала, что вы согласитесь видеть меня у постели больной матери!
Николас улыбнулся так, как будто Софи его очень рассмешила.
– Но ведь вы руководствовались благими намерениями. Матушка тоже с этим согласилась. Вот мы и решили возложить на вас обязанности помощницы мисс Стюарт, здоровье которой в последнее время сильно ухудшилось. Ваша помощь ей необходима. И конца этому не видно, так что – добро пожаловать на второй этаж, мисс Бартон!
Софи открыла рот, чтобы уточнить, чем она заслужила столь доброе отношение. Почему Николас простил ей историю с платьем Мэйхью? Зачем просил матушку согласиться на ее назначение в помощь мисс Стюарт? И с какой стати избавил от тяжелейшей, примитивной работы поденной служанки? Все это выглядело тем более непонятным после памятного заявления Линдхерста, будто он оставляет Софи в доме с одной целью: отомстить за причиненное зло.
Но прежде чем она успела произнести первое слово, Николас нагнулся и вновь занялся клумбой.
Софи смотрела на него и не знала, как ей теперь поступить. Уйти? Но она чувствовала, что не сможет сделать и шагу. Николас выглядел неотразимым за этой работой. Грубая роба, казалось, шла ему не меньше, нежели парадный костюм. Софи никогда еще не видела лорда Линдхерста столь притягательным. Брюки из грубого темного холста, подпоясанные широким ремнем. Плотная рубаха, расстегнутая на несколько пуговиц ниже ворота так, что из-под нее просматривалась грудь, слегка покрытая темными завитками волос. Парусиновые полуботинки. Под одеждой простого садовника чувствовалась богатырская сила, но движения лорда сохраняли гибкость и изящество.
Оторваться от столь редкостной, суровой мужской красоты у Софи не было сил. Николас почувствовал, что она продолжает стоять над ним, и поднял голову.
– Софи?
– Простите, что?..
– Может быть, вам помочь собрать клубнику для матушки?
– Клубнику? – ответила она совершенно отсутствующим голосом, думая, как приятно было бы сейчас прижаться щекой к его волосатой груди. Эти маленькие кудряшки, наверное, мягкие, шелковистые. А еще хорошо было бы пощекотать его… Интересно, как он отреагирует?
Заметив, что Софи находится в состоянии какого-то непонятного столбняка, Николас протянул руку и провел ладонью по ее щеке.
– Софи? Что с вами?
– М-м-м… Что?
– Вы так выглядите, как будто сейчас упадете в обморок.
– Извините, вы о чем-то спросили?
– Я говорю, что вы, похоже, вот-вот потеряете сознание. Неужели перегрелись на солнце?
– Почему?
– У вас лицо покраснело.
Он положил ладонь на ее лоб.
– Похоже, и температура поднялась.
Температура? Перегрелась на солнце? О чем он говорит?
Софи, непроизвольно закрывшая на несколько мгновений глаза, широко открыла их, посмотрев в лицо Линдхерста. Его нахмуренные брови вернули ее к действительности. Боже, что она натворила! Как можно так забыться, чтобы превратиться в какую-то безвольную куклу, которая смотрит на Николаса влюбленными глазами и поминутно вздыхает?! Господи, что он сейчас о ней думает!
Николас же думал только о том, как поскорее увести Софи куда-нибудь, где нет палящих лучей полуденного солнца. Он с тревогой следил, как лицо девушки с каждой секундой все больше краснеет. Линдхерсту уже казалось, что Софи начинает задыхаться. Он никогда не знал, как себя вести с женщинами, которым вдруг стало плохо, поэтому он стал беспомощно озираться по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь, кто мог бы оказать ей помощь.
Но кругом никого не было. Да и не могло быть! Традиционно, из поколения в поколение, в доме у Сомервиллов повелось, что домочадцы не смеют беспокоить хозяев, когда те общаются с природой. Сейчас лорд Линдхерст, работая в саду, занимался именно этим…
В отчаянии он бросил взгляд сначала на дом, а затем на Софи, лицо которой, как ему показалось, покраснело еще больше. И тут же попытался рассчитать, успеет ли довести девушку до дома, прежде чем она упадет в обморок. Но если ей на полпути станет совсем плохо, то он сможет донести ее на руках. Наконец, в случае если лицо сделается пурпурным и начнутся перебои с дыханием, то ее можно положить на траву, прикрыв чем-нибудь от солнца.
Тогда надо будет расстегнуть ей платье на груди и ослабить шнурки на корсете. Одна эта мысль привела Николаса в такой экстаз, что он схватил Софи за руку и потащил за собой к оранжерее, где оставались недоступные для солнечных лучей уголки. Нет, его воображение не рисовало эротических картин раздевания девушки. Сам этот процесс не волновал Линдхерста. Но мысль о том, что в его руках окажется эта совершенная красота, заставляла сердце Николаса биться сильнее…
Однако стоп! Нечего строить воздушные замки! Эх ты, дуралей! Ведь это та самая мошенница, которая предала тебя в Лондоне! Опозорила перед всем светом! Сейчас тебе кажется, что она сильно изменилась, о многом думает иначе. Дай Бог, если так! Но все же ты должен относиться к ней с предельной осторожностью! И в первую очередь постараться выяснить, чем вызвана такая резкая перемена.
Он думал о том, что поступил глупо, когда пришел к мисс Баррингтон и сделал ей предложение. Но, судя по тому, как его взбудоражила сегодняшняя встреча с ней, никогда и не поумнеет! Одно время Николас презирал эту женщину, и презирал заслуженно. Однако в последние дни что-то явно изменилось. И в ней, и в нем. Софи вела себя совсем по-другому, поэтому сейчас Николас уже не мог ее ни презирать, ни ненавидеть. Более того, он был почти готов простить ей все грехи, ибо смотрел на Софи уже совсем другими глазами…
Это началось в прошлое воскресенье, когда она бросилась вслед за обезумевшей Минервой и попросила у той прощения за платье. Ее раскаяние и сочувствие к мисс Мэйхью были настолько искренними, что глубоко тронули Николаса. Когда они с отцом пришли к маркизе и рассказали о происшедшем, он сумел убедить мать в том, что Софи ни в чем не виновата. Более того, несправедливо и дальше оставлять ее на поденной работе. Она очень способная, получила блестящее образование и воспитание, а потому может не только мыть полы. Линдхерст предложил сделать Софи помощницей слабевшей день ото дня мисс Стюарт. Доводы сына убедили маркизу, и она согласилась…
