– Значит, мисс Бартон, вы еще ни разу не видели вельможу, копающегося в земле? – усмехнулся Николас, повернувшись к Софи щекой, не обезображенной шрамом.
Она заметила этот невольный жест Линдхерста и вдруг поняла, что всемогущий граф Линдхерст, потомственный лорд, чувствует себя с ней так же неловко, как и она с ним.
Душа Софи неожиданно наполнилась нежностью к этому человеку. Она рассмеялась:
– Ни разу, милорд. И часто вы работаете в саду?
– Всегда, когда представляется такая возможность, – ответил Николас и почему-то облегченно вздохнул. – Вы, наверное, уже догадались, что я очень люблю это занятие. Но должен сказать, что в высшем обществе есть немало лордов, которые большую часть своего свободного времени проводят в саду или огороде. Неужели вы этого не знали?
Софи снова улыбнулась.
– Могла ли я этого не знать, если вокруг только и говорят о лорде, который гордится посаженным деревом или выведенным сортом роз? Сейчас меня несколько поразило то, что вы…
И она замолчала, не зная, как правильно выразиться. Но Николас тут же пришел на помощь, закончив начатую фразу:
– …что я копаюсь в грязи? Так?
Софи покраснела и стала оправдываться:
– Да нет же! Не копаетесь в грязи, а работаете с землей. Простите, если я не так сказала! Но это мало что меняет. Никому из знакомых мне джентльменов никогда и в голову не пришло бы пачкать руки, работая в саду.
Улыбка сползла с лица Николаса, уступив место грустному выражению.
Поняв, что он воспринял ее слова как личное оскорбление, Софи поспешила добавить:
– Уверяю вас, что я не вижу ничего зазорного в том, что человек роется в… простите – работает с землей.
Несколько мгновений Николас мрачно смотрел на Софи, потом тяжело вздохнул:
– Боюсь, дорогая, что вы коснулись одного из самых мрачных секретов семейства Сомервиллов… Кое-кто даже называет его безумием. И не ошибается…
– Безумием? – переспросила Софи, пораженная таким признанием.
– Да, именно безумием, – подтвердил Линдхерст замогильным голосом. – Видите ли, мисс Баррингтон, все Сомервиллы – я, мой отец, дед, прадед и так далее – с самого рождения и до конца жизни были одержимы маниакальной идеей копания в грязи, как вы только что выразились, и желанием что-то выращивать. Мой отец даже утверждает, что в наших жилах течет не красная, а зеленая кровь.
Софи серьезно посмотрела на Николаса, не зная, что ответить. Но тут же по блеснувшему в глазах Линдхерста озорному огоньку сообразила, что он ее разыгрывает, и негромко засмеялась в ответ:
– Что за чепуха, милорд! Сумасшествие на почве перекапывания клумбы! Чушь какая-то!
Линдхерст тоже рассмеялся, их взгляды встретились… и они оба замолчали. Воцарилась какая-то совершенно новая в их отношениях тишина… Лишенная внутреннего напряжения… Интимная…
Николас первым отвел взгляд и стал смотреть куда-то поверх головы Софи. Она сразу почувствовала себя неловко, смутилась и сказала первое, что пришло в голову:
– Скажите, лорд Линдхерст, если я не ошибаюсь, то из цветов вы особенно любите маргаритки?
Она показала глазами на букет, который Николас держал в руках. Но тут же спохватилась: а что, если он все-таки извращенец, о которых как-то рассказывал брат Лидии?..
И вдруг, к своему удивлению, Софи с легким волнением подумала, что ей было бы, наверное, очень приятно ласкать его смуглую кожу маргариткой…
Она с трудом оторвала взгляд от цветов и уставилась на мраморную статую, возвышавшуюся за спиной Линдхерста. Статуя олицетворяла кого-то из греческих богов. Все подробности тела были добросовестно воспроизведены скульптором в мельчайших деталях. Даже без традиционного фигового листка… Последнее несколько шокировало Софи, но тем не менее, она долго не могла отвести глаз от пикантной части мужского тела, выполненной из мрамора. Почувствовав, что такое внимание становится неприличным и Николас может это заметить, Софи посмотрела чуть выше. У греческого бога были могучие плечи…
Как у лорда Линдхерста…
И грудь… Широкая, сильная… Как у Линдхерста… А фигура! Такая же! Боже, как они похожи! Но особенно разительно было сходство в бедрах. Эта часть тела Линдхерста особенно привлекала Софи…
Она не удержалась и снова взглянула на мраморный мужской орган греческого бога. Правда, естественных эмоций эта интимная часть тела у нее не вызвала – возможно, потому, что Софи еще никогда не доводилось лицезреть ее в жизни…
– Что случилось, Софи? – удивленно спросил Николас, проследив за ее взглядом. – Вы заметили какой-то дефект у этой скульптуры?
Софи поспешно отвела глаза и покраснела. Боже, надо же быть такой разиней! Ну вот, Линдхерст поймал ее на месте преступления! Или нет? Наверное, поймал! Она так упорно смотрела на… Как тут было не заметить нездоровый интерес, которого… которого, по сути дела, у нее не было…
Она помедлила несколько мгновений. Потом вздохнула. Конечно, он заметил ее взгляд… Тем более что смотрит на нее слишком внимательно. Даже, пожалуй, не очень скромно… Как бы изучая…
Софи захотелось убежать и где-нибудь спрятаться. Чтобы не было так стыдно перед Линдхерстом за ее столь пристальный интерес к мужскому телу. Пусть мраморному!.. Но думала-то она при этом о живом мужчине…
Засуетившись и заикаясь на каждом слове, Софи быстро проговорила:
– В-ваша м-матушка п-послала м-меня за к-клубни-кой. Я… я не х-хочу з-заставлять ее ж-дать…
– А! Значит, насколько я понимаю, сегодня маркиза чувствует себя лучше?
– Н-наверное… У нее в-вдруг п-появилось ж-желание п-поесть клубники с-со сливками.
Николас вдруг запрокинул голову и громко захохотал, обнажив ровный ряд безупречно белых зубов. Софи невольно залюбовалась ими. Как и вновь появившимися на щеках ямочками… Как у Юлиана, когда тот целовал ее…
Только гораздо более симпатичными…
О, Господи! О чем она думает?!
– Если матушка потребовала клубники, да еще со сливками, значит, ей и впрямь лучше, – сказал, отсмеявшись, Николас. – Мы узнаем это наверняка, когда она потребует к завтраку чашку горячего шоколада с корицей.
Почувствовав какой-то до сих пор ей неведомый жар внизу живота, Софи стала неловко переминаться с ноги на ногу, понимая, что должна что-нибудь ответить, иначе Линдхерст непременно поймет ее состояние.
– Если вас это действительно интересует, – начала она, постепенно придавая своему голосу естественное звучание, – то могу сообщить: маркиза не только потребовала принести ей большую чашку горячего шоколада, но прямо при мне выпила ее до дна. А еще съела два яйца, сваренных вкрутую, и столько же бутербродов с маслом и джемом.
Николас вновь рассмеялся:
– Мой Бог!
