— Признаться, ты производишь впечатление милого парня, — едко улыбнулась Кристина. — Но на милых парней у меня аллергия.
— Я притворяюсь милым. Но впечатление все равно произвести хочу.
— Не трудись слишком. Я не впечатлительна.
— Мне кажется, ты сама себя не знаешь.
— А ты себя знаешь? — тут же парировала она, закуривая.
— Немного.
— И какой ты?
— Тебе все-таки интересно! — торжествующе заметил он.
— Ты же, как реклама: терпеть ее не можешь, а все равно что-то пойдешь и купишь. Так что, Тимофей, давай свою рекламную паузу. А я решу, нравится она мне или нет.
— Ладно, почему бы нет? Итак, — начал Тимофей, — я, как Карлсон, мужчина в самом расцвете сил. Симпатичный, говорливый, наглый и изобретательный. А еще я безобразно скрытный и одновременно бесшабашный. Для меня не составит никакого труда по первому звонку сорваться на рыбалку, в сауну или на природу. Люблю встречать рассвет…
— А также любишь привлекать внимание девушек, переодевшись клоуном и устраивая у них на работе спектакль, — продолжила Кристина. — Возможно, ты ищешь приключений. Возможно, я очередная дурочка, которую ты таким образом пытаешься затащить в постель. Этого я не знаю, но, глядя на тебя, могу кое-что предположить. В любом случае, на твою рекламу я не клюну.
— Ты случайно психологом не работала?
— Нет, не работала. Как-то не привлекают чужие проблемы. У меня, как я уже сказала, своих хватает.
— Ладно, — согласился он. — Но все равно ты, наверное, здорово разбираешься в людях.
— А еще я здорово не выношу откровенной лести.
— Извини. Просто мне немного не по себе.
— Неужели?! — засмеялась она. — А на мой взгляд, ты прекрасно справляешься с ролью незнакомца-обольстителя.
— Незнакомца-обольстителя? — удивился он.
— Разве нет?
— Я о себе в таком качестве как-то не думал.
— Очередная мужская уловка — казаться глупее, чем есть на самом деле.
— Мне кажется или ты действительно недолюбливаешь мужчин? И все из-за одного чудика, который не умеет себя вести?
— Недолюбливаю мужчин? Как ты мог такое подумать? — задорно рассмеялась Кристина, забираясь на декоративную ограду для клумб перед решеткой стадиона и балансируя на ней.
— Что же я должен думать? Я просто хочу познакомиться, а ты сразу принимаешь меня в штыки. Из этого (и не только из этого) я могу заключить, что тебя сильно обидели. И тебе хочется видеть все в черном свете.
— Ничего мне не хочется, мой дорогой обольститель.
— Тогда почему ты лишаешь себя возможности пообщаться с интересным человеком?
— Это ты интересный человек? — снова засмеялась Кристина.
— Я очень интересный, — с энтузиазмом подтвердил Тимофей, приложив руку к груди — И ты, как мне кажется, тоже.
— А что ты, интересный человек, можешь знать обо мне? — спросила она.
Тимофей удержал ее за руку и повернул к себе, глядя на нее снизу вверх.
— Может, и ничего. Потому, как уже сказал, хотел бы узнать побольше.
Глаза, глаза! Снова это задорное любопытство в его глазах! Пытливая, почти робкая обаятельность.
Она видела и не видела его лица. Оно словно распалось на составляющие, которые невозможно охватить одним взглядом. Он не вызывал неприязни, этот прилипала. Она с удивлением прислушивалась к себе и не могла понять, куда же подевалось ее спасительное равнодушие и решительное желание покончить с досадной ситуацией.
Глупо! Все глупо и совершенно невозможно!
Но почему она? И почему именно сейчас, когда на душе столько ран, когда и без этого Тимофея полно проблем?
И почему они не могут оставить ее в покое?! Смотрят похотливыми взглядами, оценивают, мысленно взвешивают, обмеряют, прикидывают, лезут в душу своими грубыми лапами и в ней видят лишь отражение своих желаний!
Гадко и глупо! Она не допустит этого. Она дала себе слово, что никто не сможет больше причинить ей боль.
Кристина порывисто отстранилась и спросила с нервным смехом:
— Тебе не кажется, что я старовата для таких игр?
— Я не играю. Даже не собирался.
— Нет? Тогда позволь мне спросить, а что ты делаешь? Ты видишь меня второй раз в жизни…
— Третий, — показал он три пальца.
— И уже изображаешь из себя влюбленного Тристана. А мне, следовательно, предлагается роль Изольды. Я польщена, но не больше. Как тебе вообще могло прийти в голову искать меня? Что ты позволяешь себе…
— Ты похожа на осень, — произнес Тимофей с отсутствующей улыбкой.
— Что? — осеклась Кристина.
— Ты ходила по парку, а желтые кленовые листья шуршали под твоими ногами. Им это нравилось. Нравилось шуршать под твоими ногами. А мне нравилось смотреть на тебя. У тебя была такая смешная шляпка и пальто, похожее на плед.
— Ты шпионил, — констатировала она, с трудом найдя в себе силы остановить его.
— Чуть-чуть, — кивнул Тимофей, не отводя взгляда. — Во всем виновата осень. Она всегда действует на меня таким вот непонятным образом. Правда-правда.
— Я не знаю, кто и в чем виноват, — со смехом сказала Кристина, поправляя ему шарфик и снисходительно похлопывая по груди, — но знаю, что кое-кому надо лечиться. И как можно скорее.
Он проследил за ее руками и усмехнулся.
— Ты имеешь в виду меня? Но в том-то и дело, что я не хочу лечиться. Никому ведь не приходит в голову лечиться от любви к красивым женщинам или от гениальности.
— Не пойму: ты мне комплимент сделал или себе?
— Никого не хотелось обидеть, — скромно потупился он.
— У-у, — протянула Кристина, — с тобой, дружок, все ясно. А мне казалось, что ты еще не потерянный для общества человек.
— Теперь так не кажется?
— Теперь, я думаю, тебе уже ничего не поможет.
— А ты?
— Что я?
— Поможешь?
— В чем?
— В спасении меня для общества.
— Боюсь, обществу это не принесет никакой пользы. Клоуны не котируются на рынке труда, — трагически покачала она головой и после минутной серьезности рассмеялась: — Господи, поверить не могу, что ты втянул меня в этот бредовый разговор!
— Почему бредовый? По-моему, хороший разговор. С тобой и быть по-другому не может.
— Да с чего я тебе так далась?! — весело воскликнула Кристина.
— Просто ты мне нравишься, — пожал он плечами. — Может же один человек нравиться другому? Нравишься, и все тут. Как нравится пейзаж или какая-то песня. Ты спытала: «Што далася?» Да душы, кажу, прыйшлася.
