Староста побагровел, потом побелел, а я, не дожидаясь, когда он вновь обретёт дар речи, выставила его за дверь…
Осень меж тем всё больше вступала в свои права: деревья оделись в золото и багрянец, в лесу аромат грибов мешался с запахом пожухлой травы и палой листвы, а в кристально прозрачном воздухе можно было заметить серебрящиеся под солнечными лучами паутинные нити… Со времени смерти Ирко прошёл ровно год, и словно бы в насмешку над моею печалью в готовящемся к зиме лесу вновь затрубили рога. Владетель собрал друзей на очередную осеннюю охоту.
Кто-то будет сегодня травить зверя, а по окончании забавы — пить и смеяться. Жизнь продолжается, вот только Ирко больше нет… Такие мысли окончательно растравили мне душу, и я, наскоро переделав необходимое, ушла к могиле Ирко, захватив с собою Мали.
Едва приметный взгорок был укрыт жёлтыми и красными листьями. Я устроилась рядом — на упавшем стволе, посадила на колени дочку… Хотелось верить, что там, где теперь обретается душа моего мужа, нет места ни охотникам, ни злым сплетням, ни трусливому предательству…
— Мама? — Маленькая ладошка коснулась моей щеки. Я невольно встрепыхнулась и обнаружила, что Мали тревожно всматривалась мне в глаза. — Ты плачешь?..
— Я не плачу, малышка… — Я поцеловала дочку в макушку, украдкой смахнула непрошеные слёзы. — Просто вспоминаю…
— О чём? — Несмотря на мои заверения, дочка по-прежнему казалась встревоженной, и я, чтобы успокоить её, начала рассказывать ей о сватовстве Ирко, о нашем путешествии в Эргль, о встрече со снежницами, о наших лесных вылазках…
Я говорила, и Ирко стоял у меня перед глазами как живой, а сердце точно сжимали стальным обручем: муж был чище и добрее меня, но почему-то ушёл первым!.. А уж сама его смерть — жестокая, несправедливая… Время лишь ненамного притупило боль от смертей в Реймете — я так и не смогла до конца смириться с произошедшим, и гибель Ирко разбередила старые раны. Новое горе всколыхнуло старое…
Горло точно перехватила петля — я оборвала свои воспоминания на полуслове. Рассказывать о тихих и светлых днях всё ещё было больно. Мали, почуяв моё настроение, не стала задавать вопросов, а просто ещё теснее прижалась ко мне, и я, обняв её, вновь посмотрела на могилу, на медленно кружащиеся в воздухе листья… Жёлтый с ярко-зелёными жилками; багряный, с золотою оторочкой — и внезапно ощутила себя таким же сорвавшимся с ветки, брошенным на потеху ветру листом…
От горьких мыслей я смогла оторваться лишь тогда, когда солнечные лучи, пробивающиеся сквозь всё ещё густые древесные кроны, стали более косыми. Я провела у могилы Ирко несколько часов — самое время взять себя наконец в руки!.. От мужа мне осталась Мали, и ради неё я не должна унывать и давать волю горькой тоске…
— Я словно почувствовал, что найду тебя здесь! — Вздрогнув всем телом от неожиданности, я обернулась и увидела стоящего в тени деревьев Ставгара.
— Неужели даже здесь покоя не дашь? — Я нахмурилась, примечая и его охотничью куртку, и прицепленный к поясу рог… Неужто Бжестрову приелось охотиться на косуль и кабанов и он, увидев знакомые места, решил поискать иную добычу?
— Не дам. — Ставгар шагнул из тени вперёд. — Ты ведь здесь уже несколько часов просидела и наверняка замёрзла.
— Откуда знаешь? — В сердце всколыхнулось нехорошее подозрение. Неужто возле сруба караулил, а потом по следам шёл?.. Бжестров не замедлил подтвердить мои подозрения.
— Знаю. Я тебя у дома ждал, а потом подумал, что ты могилу мужа пошла навестить. Вижу, что угадал… — Приблизившись вплотную, Ставгар присел передо мною на корточки и добавил: — Хватит тебе здесь сидеть — сама ведь бледнее полотна, а под глазами — тени… Нельзя так!..
Не желая продолжать разговор, я опустила глаза, но Бжестров положил свою ладонь на мою и произнёс:
— Можешь считать меня кем угодно, Эрка, но если ты сейчас же с коряги не встанешь, я тебя до дома на руках донесу!..
— Что?? — отдёрнув руку, я едва не задохнулась от такого заявления… Здесь, на этом месте — у могилы Ирко!.. Да как он, пусть и трижды Высокий, смеет?!!
— А меня покатаешь? — неожиданно подала голос Мали, уже сделавшая из этого разговора свои, детские выводы, и Бжестров тут же перенёс своё внимание на неё:
— Конечно покатаю!.. Иди сюда, малышка!..
Я даже шикнуть на дочку не успела, как та уже протянула ручонки к Бжестрову, а он поднялся, усадил Мали к себе на плечи… Предки свидетели, я никогда не наказывала дочку, но сегодня сделаю ей примерное внушение — нечего так вести себя с незнакомцами… Хотя до этого Мали к чужим особо и не тянулась — признавала нянчившуюся с ней Кветку да семьи Роско и Марека, где играла с другими детьми, но на остальных смотрела настороженно. А тут — вот так, сразу…
— Мам! — Я взглянула на довольно улыбающуюся Мали и встала с коряги…
Бжестров шёл впереди — одной рукой придерживал устроившуюся у него на плечах Мали, другой то и дело осторожно отодвигал нависающие над тропою ветви, оберегая мою дочку от их хлёсткого прикосновения. Я шла позади них: немного приотстав, собирала приглянувшиеся листья и плела из них венок — этой бездумной работой я пыталась успокоить понёсшиеся галопом мысли и предположения.
После нашего последнего разговора я не думала, что Бжестров вновь захочет свидеться со мной, — я ясно дала понять, что не стану ему принадлежать, да и сам Ставгар увидел разделяющую нас стену. Так почему же он явился теперь, спустя полгода? Оказавшись на ловах, решил снова меня проведать?.. Возомнил, что время всё сотрёт и изменит, а я, истосковавшись по мужской ласке, окажусь теперь более покорной?..
Как бы то ни было, неожиданный союз с Мали Ставгару не поможет!.. Я, в отличие от дочери, уже давно выбралась из младенчества, и улыбкой меня не купишь…
Я доплела венок, как раз когда мы подошли к дому. Ставгар ссадил с плеч Мали и подошёл к своему привязанному у крыльца коню, а я, взяв дочку за руку, вошла в дом. Едва успела поставить на огонь воду и переплести дочери растрепавшуюся косичку, как Ставгар вошёл в комнату и, присевши на лавку, заметил:
— Полянцы тебя по-прежнему не любят, но опасаются — говорят, ты лешака прикормила и он теперь твой дом сторожит…
— И что с того? — Я холодно взглянула на Ставгара. — Собака лает — ветер носит. Мне до сплетен дела нет, а со временем сельчане успокоятся…
Ставгар вздохнул.
— Может, и так, но сколько времени на это уйдёт?.. Тревожно мне за тебя.
На это заявление я только хмыкнула и отвернулась к печи, делая вид, что занята кухонными хлопотами, но Бжестров поднялся с лавки и, подошедши к печке, встал с противоположной стороны, посмотрел мне в глаза.
— Послушай меня, Эрка!.. Хотя бы раз!.. Я не упырь и не насильник — никогда ни одну девушку не брал без её согласия. И к тебе не прикоснусь — Предки в том порука… Но об одном прошу: позволь хоть иногда навещать тебя, разговаривать с тобой… Это ведь совсем немного!
