Если гурия страстно целует в уста, Если твой собеседник мудрее Христа, Если лучше небесной Зухры музыкантша, Все не в радость, коль совесть твоя не чиста.
Не догнали? С умишком у челяди слабовато? С совестью, я вижу, тоже?
— Заткнись, умник, пока я тебя не вышвырнул. — Гельмут подошел ближе. — Забирай свою книгу и вали отсюда.
Сладкое ощущение неизбежности поединка напрягло мышцы и обострило внимание.
— Дверь закрой, Матильда, а то папаша ребенка разбудит.
С обидным спокойствием раскрыл Шиллера. Достал искомый документ. Сложил вдвое и сунул в задний карман.
— А ну-ка отдай! А ну-ка отдай! — протянул костистую руку Гельмут и неожиданно для себя растянулся на полу во весь рост.
Гельмут был выше на целую голову, а высокому падать больнее.
Михаэль не бил в лицо. Он ронял его, бодрил пинками, давал возможность встать на четвереньки, распрямлял мощным ударом в седалище, да так, что хрустело то ли в подъеме ноги, то ли в копчике врага, бил так, что Гельмут елозил на коленках, как по льду. И оба косили глазом на онемевшую Матильду, только один — с торжеством победителя, а другой — с отчаянием проигравшего.
— А это тебе за шиммеля, козел. — Согнул Гельмута в калач последним ударом в живот и пошел к выходу.
Странное онемение продемонстрировала Матильда, очень странное. Онемение, обалдение, ошеломление. Да мало ли каким определением можно заменить распространенные ныне термины типа эмоциональный шок или ступор.
А между тем пытливое око смогло бы разглядеть не только потрясение, но и интерес молодой самки, наблюдающей поединок самцов. А глаз, еще более изощренный, обнаружил бы такое, по сравнению с которым хрестоматийное «О женщина, ты — бездна, ты — тайна!» показалось бы жалкой театральной репликой начинающего лицедея.
Самый изощренный ум не смог бы представить себе силу пережитого ею восторга, когда, обнажив грудь и плечо, она прочла в синих глазах того, кого обокрала, тщательно скрываемый мужской интерес.
Смог ли бы кто-нибудь предположить, что одаренная неотразимым обаянием чешская немка не только не жалела поверженного отца своего ребенка, но тайно аплодировала каждому удачному пинку и борцовскому приему их общего врага.
А произнесенное по-русски слово «козел» усилило тайное восхищение загорелым красавцем до уровня влюбленности, ибо точно таким же словом, только с ударением на первый слог, называют на ее родине вонючее и похотливое существо с бесовскими рожками.
Но не с гладко выбритым, чистым, сильным, белозубым и прямодушным, а с неопрятным, прокуренным и подловатеньким сообщником ей предстояло жить, и потому пришлось изобразить негодование.
— Я вызову полицию! — неубедительно пригрозила Матильда.
— Никого ты не вызовешь. А если вызовешь, то знай, что моя страховка[47] заканчивается только через два месяца. У меня отличный адвокат. Он напишет встречное заявление и добьется разрешения на принудительный анализ ДНК. А когда он докажет подлог, а это я тебе обещаю, любой суд признает завещание недействительным.
…
«Чернь глупа не всегда, но всегда необразованна, — думал Михаэль, садясь в машину. — Ни один суд в цивилизованной стране не может заставить сделать анализ ДНК ребенка без согласия матери. Но эта хорошенькая сучка, судя по выражению ее лица, поверила мне и не на шутку испугалась. Никуда жаловаться не пойдут. Никуда».
* * *
Самые невнимательные те, кто сосредоточеннее других. Эта на первый взгляд нелепая мысль пришла в голову, когда проскочил ausfahrt — выезд со скоростного автобана на проселочную дорогу к дому. Пришлось тащиться километров пятнадцать до следующего указателя.
Сосредоточиться было на чем. И в ДТП попасть было немудрено при столь бурном развитии событий.
Деда обманули. Это ясно. На мякине провели. Но почему все, все абсолютно ей? Ну пусть не ей, а ребенку. Все равно ведь ей. Дед не знал? А надо было знать. А ему надо было позвонить деду из Омска, тогда, может, все сложилось бы иначе. Сам виноват. А почему это он виноват? Никто ни в чем не виноват, кроме этой… Деда можно понять. Да она любого вокруг пальца… Она невероятно обольстительна и универсальна в известном плане. Это видно невооруженным глазом. Она ради выгоды и маркизу де Саду под плеть нежное подставит, и сама хлыст возьмет, если богатенький адепт Захера Мазоха изъявит желание. И что самое интересное — и с первым, и со вторым сладострастие испытает. Уникум! Гетера! Но хватит о ней. Хорошо. Хорошего, впрочем, мало. Что он имеет в итоге? Родительский дом — это тоже немало. Семь тысяч марок — можно прожить несколько месяцев, если… А почему у него не отключили телефон? Телефон отключают сразу, а вот по поводу неуплаты за коммунальные услуги присылают сначала Mannung — извещение, потом Warnung — предупреждение, и только потом следуют неизбежные штрафные санкции.
