— В этой, — сказал Тензор и отключился. Сейчас же вместо него в рации появился другой голос — голос Михаила Токарева.
— Группа Петровского, отзовитесь! Петровский, прием!
— Здесь мы, — ответил Тарас. — Как там, в здании?
— А! Наконец-то! — обрадовался Токарев. — Докладываю, Тарас Васильевич, три джипа выехали обратно. Состав экипажа первоначальный. А в офисе — настоящая резня.
— Как же они смогли все-таки выехать? — спросил недоуменно Тополев. — Как сумели договориться с Дроновым?
— Почти все собаки — в здании, — продолжал Токарев. — Минуточку… Собаки бегут, Тарас Васильевич. Они все покидают территорию. Все собаки спасаются бегством.
Петровский повернулся к водителю.
— Андрей Васильевич, двигаемся! — сказал он. — Думаю, Дронов еще что-то задумал. И очень сильно надеюсь, что мы хотя бы на этот раз успеем.
2
Джип рванулся вперед, подпрыгивая на ухабах.
До дороги на КПП прямиком действительно оказалось совсем недалеко. Преодолев несколько отвалов, машина слетела к прогалине и, наконец, с ревом выбралась к площадке перед забором.
— Приготовились, — предупредил Петровский.
— Ну и дела, — присвистнул Тополев, окидывая взглядом возникшую картину.
Будка КПП темнела приемом оторванной двери. Земля вокруг была усеяна собачьими трупами. Сколько их здесь было? Сто? Двести?
Оставшиеся в живых собаки веером разбегались из разорванных ворот. Некоторые прихрамывали, некоторые жалобно скулили, но почти все они дымились от свежей крови.
Машина стремительно ворвалась в остатки ворот, распугивая последних псов. Тут и там валялись их раздавленные трупы, кровавая вода с клочьями шерсти, летела из-под колес. Все еще пузырящаяся от дождя земля хранила следы тысячи лап.
Джип несся к офису, над которым, не смотря на ливень, неуверенно вздымались черные клубы дыма.
— Стой, Васильевич! — закричал Петровский. — Стой!
Максим, страшный, жутко изменившийся, шагал им навстречу. Кое-где на его фигуре, весьма смутно напоминавшей человеческую, сохранились остатки одежды.
— Боже! — прошептал Тополев.
— Вот это да… — произнес Дремов.
Машина, пройдя несколько метров юзом, замерла. Максим тоже настороженно остановился.
Петровский достал из бардачка пистолет. Там были заряженные еще утром перед выездом на фабрику Борзова серебряные пули. Бессмертные тоже бывают смертными, вспомнил Тарас ночной разговор с Тополевым. Если не найдется какой-нибудь молодчик…
Петровский открыл дверь.
— Антидот заряжен? — спросил он у Дремова.
— Ага, — ошарашено произнес тот, не в силах оторвать от Максима взгляда.
— Приготовься.
— Вы уверены насчет антидота?
Тарас выбрался в дождь и холод, утопив сейчас же ботинки в бурлящей грязной воде.
— Максим! — крикнул он, сморщившись. — Это Тарас Петровский! Узнаешь меня?
Дронов на негнущихся ногах сделал несколько шагов к машине. Вместо правого глаза зияла кровавая дыра с белеющими осколками кости, а грязная мокрая шерсть по всему телу была слипшейся от крови. Полуруки-полулапы сжимались и разжимались, выпуская длинные когти.
Вот оно, подумал Петровский. Сейчас состоится выбор: жить ему или нет. Момент истины для зашедшего слишком далеко оборотня.
— Зач-чем-м пр-р-риш-шел? — прорычал Максим напряженно.
— За тобой. Где Семен?
— М-мер-р-р-тв…
— Остальные?
Морду монстра из кошмаров исказило нечто похожее на ухмылку.
— Б-бр-р-рат-тья…
— Зачем ты поджог офис? — вздохнул Петровский.
— Я р-рас-сплат-тилс-ся сп-полн-на…
— Уверен?
— Д-да-а…
Несколько длинных мгновений они смотрели друг на друга. Глаза зверя и глаза человека, готового стать зверем. Отец и сын. В его глазах Тарас не увидел больше ненависти. Он увидел и почувствовал лишь неимоверную усталость и безысходность загнанного хищника, который уже не желает быть таковым.
Жить, решил Петровский, щелкая предохранителем.
За спиной Тараса раздалось несколько быстрых хлопков, а на груди Дронова вдруг один за другим появились белые шарики.
Монстр поднял лапы в недоумении, потом посмотрел на Тараса и издал рев, перекрывший на мгновение шум дождя.
— Пр-р-ред-д-дат-тель, — прорычал он и медленно упал в воду лицом вперед.
Петровский стряхнул воду со лба.
— Быстро к офису, — сказал он в открытую дверь. — Всех наших людей — сюда. Всю нашу — только нашу! — медицину тоже сюда. Постарайтесь спасти хоть кого-то. И, Антон, свяжись с погодниками, пусть усилят дождь. Может быть, хотя бы кого-то спасем.
— А вы, Тарас Васильевич?
Петровский хлопнул дверью.
Джип рванул дальше, а он, сделав несколько шагов вперед, присел над Максимом.
Тот лежал навзничь в пенящейся луже, уставившись единственным оставшимся глазом в темное, затянутое свинцовыми тучами небо. Струи дождя стегали его по окровавленной шкуре, по свежим шрамам и изуродованному лицу. Антидот начал уже действовать. Огромные когти словно таяли на глазах, тело ссыхалось, возвращаясь к человеческим формам, а черты лица его медленно, но неуклонно, приобретали прежние очертания. Из безжалостного и неуправляемого оборотня Максим вновь становился самим собой.
— Прости меня, парень, — произнес Петровский и, протянув руку, погладил пальцами расползающуюся под дождем мокрую шерсть. — Прости, Максим. Я очень многое не успел в этот раз.
Эпилог
Они сидели на скамейке в парке, под сенью расцвеченных всеми цветами осени деревьев. Петровский курил свою неизменную трубку, задрав голову к безоблачному небу. Максим крошил хлеб и кормил драчливых голубей.
— Как же все-таки хорошо! — нарушил молчание Тарас. — Обожаю осень.
— Да вы, по-моему, любое время года любите, — заметил Максим.
— Я вообще жить люблю, — объявил Петровский.
— Я, как выяснилось, тоже, — усмехнулся Максим.
Тарас обернулся к нему.
— Как-то безнадежно прозвучало, — заметил он.
— А как еще может прозвучать? — пожал плечами Максим. — Как вспомню эту мясорубку…
Тарас посмотрел на него внимательно.
— Знаешь, хорошо, что они хотя бы посторонних догадали вывезти. Спасли десять жизней, ни в чем, ни повинных. Плюс дед. Мы же потом беседовали со всеми. Они, конечно, ни сном, ни духом, чем на самом деле их контора занимается. А ты, конечно, тоже хорош. Ну, надо же было такое придумать, а? Ты о собаках прочитал где?