Он скорее чувствовал, чем слышал, как что-то заурчало под ним у нее в животе.
— Ты голодна? — спросил он, тщательно скрывая чувство безнадежности, все больше охватывавшее его.
— Думаю, голодна, — ответила Бренна слабым голосом.
Но она отвечала так только по одной причине, потому что мысли ее были далеко и думала она о чем-то другом… В глазах ее не было ни малейшего намека на слезы. Она ничуть не раскаивалась и не сожалела о том, что произошло между ними, во всяком случае, она не показала своего сожаления открыто.
Он так и не мог понять, одержал он победу или проиграл.
Как заметил Рейли Стэнтон, не было на свете более прелестного и женственного существа, чем Бренна Доннегал без одежды, и он не надеялся, что она будет когда-нибудь запечатлена в этом виде в камне или на полотне. Она ничуть не напоминала модели Тициана или да Винчи. Она представляла собой тип классической женской красоты с ее длинными ногами и тонкой талией, полными бедрами и грудью. А какая кожа была у нес! Никогда прежде он не видел такой кожи. Цветом она напоминала слоновую кость, а гладкостью и нежностью — масло.
— Куда ты? — спросила Бренна, садясь на постели и озабоченно глядя на него, потом потянулась за синим с белым покрывалом, лежавшим на краю постели и под которым она, к несчастью, скрыла свою ослепительную волшебную кожу.
— Поискать чего-нибудь нам на ужин. — Рейли уже натянул на себя бриджи, прежде брошенные им на пол. — Полагаю, у тебя в доме есть какая-нибудь еда?
Она выпрямилась. Ее рыжие локоны рассыпались по плечам.
— Конечно, у меня есть еда, — возмущенно ответила Бренна. — Постой, лучше это сделаю я…
Она потянулась за своим темно-синим платьем.
— Нет, — возразил он галантно, — я сам займусь этим.
— Нет, — не согласилась Бренна, — ты не знаешь, где что лежит. Я сама все найду.
Господи! Неужели это будет так? Неужели им придется спорить о таких мелочах, кто будет готовить салат к ужину? Ну что же! По крайней мере их совместная жизнь будет веселой, хотя и несколько утомительной.
— Отлично.
Одним взмахом руки Рейли отпустил пуговицы своих бриджей, которые не успел еще застегнуть. Они упали к его ногам, и он осторожно переступил кучу своей одежды.
— В таком случае займись этим.
Одним прыжком он добрался до постели и устроился на ней, подложив руки под голову и скрестив ноги в лодыжках.
Но, поскольку он был совершенно обнаженным, его не особенно удивило величайшее изумление на лице Бренны, окончившей свои кулинарные занятия и вернувшейся в спальню. Глаза ее буквально вылезли на лоб, а лицо стало неподвижным. Он заметил, что она с особым вниманием разглядывала ту часть его тела, которая доставила им обоим такое огромное удовольствие.
— Привет, — сказал он. — Передумала?
Смущенно и виновато отводя взгляд от него, она покраснела. Бренна Доннегал, несомненно, покраснела. И ему это очень понравилось.
— Нет, — поспешила она ответить, — нет, я просто… я просто уйду и…
— Если, конечно, ты не предпочтешь заняться чем-нибудь другим, — предложил он любезно.
— Да.
Она смущенно откашлялась. На щеках ее все еще рдел румянец.
Каким бы занятным и интересным ни был этот разговор, у него все-таки не хватало духа продолжать эту игру. Он протянул к ней руки и привлек ее к себе. Она рухнула на постель, отбросила покрывало, пролив и просыпав всю принесенную еду и напитки ему на грудь.
— Возможно, — сказал он, — ты предпочла бы остаться в постели немного подольше…
— Это, — сказала Бренна, и голос ее прозвучал глухо, потому что она прижималась лицом к его шее, — было бы славно…
И это оказалось сушей правдой.
Глава 20
Макадамсы. Кэмпбеллы. Макафи. Аберкромби. Мерфи. Маршаллы.
Она смотрела на эти имена, пока они не стали сливаться у нее перед глазами.
В этом была какая-то связь. Они образовывали некий рисунок, некую определенную картину. Но почему она не могла понять логики этой картины? В течение долгих месяцев она собирала данные и составляла особую карту Лайминга, но за все это время так и не приблизилась к цели, как ни старалась. Она была так же далека от ответа, как в самом начале исследования.
В тот вечер в Лондоне, когда ее отца ошикали на собрании Королевского медицинского колледжа, все ей казалось таким ясным. Картина, узор, логика. Именно этого не мог обнаружить ее отец. Картины, которая подтвердила бы его теорию, состоявшую в том, что миазмы не имели значения, что такие инфекционные заболевания, как холера или дизентерия, вызываются какими-то иными причинами, иными возбудителями.
Но какими? Как еще может передаваться инфекция? Если бы ей удалось найти нечто такое, что помогло бы связать каким-то образом семьи, члены которых были поражены инфекционной болезнью, она могла бы вычислить закономерности заражения.
Но цельной картины не получалось, и ответа так и не было.
Она вздохнула и плотнее натянула покрывало на плечи. В ее кабинете было холодно. Камина здесь не было. К тому же, подумала она вскользь, то, что под покрывалом на ней не было никакой одежды, едва ли могло помочь ей согреться.
Она оставила Рейли Стэнтона крепко спящим в ее постели. Утренний свет слабо сочился сквозь занавески на окнах спальни, и в этом свете ей удалось разглядеть, что во сне лицо Рейли было таким же красивым, как когда он бодрствовал, но оно приняло какое-то невинное и безмятежное выражение, о существовании которого она и не подозревала.
Она тихонько выскользнула из комнаты, согрела воду для ванны, наполнила ею переносную медную посудину (ее отец так и не удосужился купить и поставить в доме фарфоровую, которую давно обещал). Для этой ванны вода нагревалась медленно — по котлу за раз. Сидя в ней и производя омовение, Бренна уверяла себя, что смывает не грехи, а всего лишь их последствия.
Покончив с этим, она завернулась в покрывало и прошла в кабинет посмотреть на карты и таблицы, как частенько делал отец. Только на этот раз она смотрела на них не так долго, как обычно. Она вовсе не была уверена, что понимает, что произошло в этот вечер между ней и Рейли Стэнтоном. Она только знала, что вела себя в высшей степени неосмотрительно и что теперь ей придется заплатить за свое легкомыслие.
А цена эта, как ей было известно, состояла в том, что она должна была сделать выбор: продолжить свои изыскания или отдаться тому чувству, которое, как она отлично сознавала, было самым прекрасным, что случилось с ней за всю ее жизнь.
Потому что в центре этого нового чувства был Рейли Стэнтон. И это было чудо, на которое она никогда не рассчитывала: она встретила человека, который уважал ее и восхищался ею и в то же время, как ни странно, прекрасно видел ее недостатки, но относился к ним с мягким юмором. А в постели… О Господи, она вспыхнула при мысли о том, чем они занимались в ее девической постели.
