Услышав слова дочери, Василий Гаврилович с понурой головой хотел подойти к дивану, но вдруг привалился к стене, на которой висела репродукция любимой им картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», и стал медленно сползать на пол. Падая, он сорвал взмахом руки репродукцию, и та с глухим стуком упала на пол. Синельников и полковник Игнатов бросились к Василию Гавриловичу, подхватили его и бережно уложили на диван. Подоспевший Жаров ловко развязал ему галстук, мгновенно расстегнул рубашку и энергично, умело стал массировать грудь в области сердца. Дмитрий Петрович вызвал «Скорую» и обеспокоенно сверял по часам пульс Подрядова. Синельников выбежал к подъезду подготовить служебную машину на случай экстренной транспортировки Василия Гавриловича в больницу, если вдруг задержатся врачи. В суете никто не обратил внимания на выпавшую из-под репродукции Шишкина другую картину – «Чёрный квадрат».
Кротов оставался на кухне с Дарьей Васильевной, которая даже не поинтересовалась состоянием отца. Такое жестокое равнодушие, тем более женщины, поразило майора до глубины души. За время работы опером он повидал всяких людей, но такое… Подрядова стояла, спрятав руки за спину и прислонившись плечом к холодильнику. Она молча и неотрывно смотрела в окно, через которое видно было, как вплотную к подъезду подкатила «Скорая» с синей мигалкой на крыше. Через несколько минут носилки с Василием Гавриловичем установили в машину, и она без задержки умчалась.
– Не жалко? – спросил Дарью Васильевну Кротов.
– Представьте себе, жалко! – вдруг всхлипнула Подрядова. – И обидно… За него обидно. Вы не знаете, какой это человек. Таких сейчас единицы, особенно среди людей состоятельных. Он… Папа живёт для людей и счастлив этим. Для меня живёт, для мамы… Он ни разу, заметьте – ни разу не упрекнул нас за наше отношение к немощному деду, его отцу. Теперь я за всё заплачу, майор! – Дарья Васильевна на грани истерики схватила Кротова за рукав. – За всех расплачусь, лишь бы папа остался жив… Он – человек! Настоящий человек, а я самая последняя сволочь, неблагодарная, бездушная дрянь, помешанная на деньгах… И прошу вас, майор, увезите меня скорее отсюда… Расстреляйте, четвертуйте, закатайте в асфальт… Я больше не могу так… Слышите, я ничего не могу! Ни видеть всё это, ни жить… Не могу!
Дарья Васильевна покачнулась и потеряла сознание. Кротов едва успел подхватить её на руки.
На зов майора прибежал Жаров с флаконом нашатыря. В квартиру со двора поднялись полковник и лейтенант Синельников. Игнатов приказал Кротову немедленно доставить Дарью Васильевну в отдел и не спускать с неё глаз.
Опечатав квартиру, производившая обыски бригада решила перекурить на свежем воздухе и немного прийти в себя от впечатлений.
– Хороший сегодня денёк! – Полковник Игнатов снял фуражку и запрокинул седеющую голову, любуясь приветливой голубизной ясного неба. – Любо мне! Любо!
Предчувствие скорого успешного завершения операции «Антиквар» способствовало доброму расположению духа у всей оперативно-следственной бригады. Один только Жаров молча сидел на скамейке у подъезда и курил, думая о чём-то своём. Игнатов заметил это и насторожился.
– О чём задумался? – Он подошёл к капитану, сел рядом. – Всем любо, а ты вроде как и не рад.
– Как не рад, Дмитрий Петрович? Очень даже рад. – Открытый, лучистый взгляд Жарова успокоил полковника. – Но сегодня мы бандюгам объявили только шах, до мата не дотянули. Икон-то нет! Где они? Наверняка прав Тимофей Кузьмич, что Лапушка, она же госпожа Подрядова – фигура, но не главная. Согласны?
– А что здесь, Саша, возразишь? Об этом я и раньше думал. Толковали мы об этом и с твоим тестем. У меня вся надежда на него. Тимофей Кузьмич сегодня с утра попросил у меня на подмогу Дроздова. Без серьёзной нужды он этого бы не делал, я его хорошо знаю. Подождём, с чем он вернётся из Сосновки. До вечера ещё далеко… Поехали в отдел, хватит рассиживаться.
Глава 30. Джокер старого сыскаря
Допросы Глорина и Подрядовой значительно приблизили операцию «Антиквар» к завершению. После очной ставки с Кожиным-Кнутом было запротоколировано их признание в ограблении молельни староверческого скита и покушении на жизнь супругов Кузнецовых. При этом отягчающим обстоятельством для Глорина на предстоящем суде станет, конечно, его уже личная попытка повторного покушения на Кузнецовых в реабилитационном центре. Поэтому признание Валета ещё и в организации похищения «Чёрного квадрата», ускоренное «трогательной» встречей профессора Свиридова с бывшим своим студентом в кабинете капитана Жарова, выглядело незначительным штрихом на фоне других его преступлений. Поняв, что сурового наказания ему не избежать, но стремясь хоть как-то умалить свою вину, Глорин заявил, что действовал по принуждению Дарьи Васильевны Подрядовой. В последней и он, и Кнут без особого труда узнали Катю Лапушку, которая, по их словам, была главарём банды и убийцей стариков-староверов. Оба они по разным причинам оказались в своё время должниками Подрядовой и не смогли выйти из-под её преступного влияния.
Дарья Васильевна отвечала на вопросы вяло, неохотно. Даже присутствие адвоката не вдохновляло её на разговорчивость. Капитан Жаров устал вытягивать из женщины по два-три зачастую ничего не значащих слова.
– Вы понимаете всю серьёзность ситуации, Дарья Васильевна? – не выдержал капитан. – Нежеланием разговаривать со мной, чистосердечно признаться в совершённых вами преступлениях и назвать заказчика, который пользовался услугами вашей банды, вы только усугубляете своё и без того незавидное положение.
– Что вы ещё хотите от меня услышать? Я всё сказала. Повторяю, у стариков мы взяли только крест и икону, да и ту Кнут по глупости своей потерял.
– И вы её пытались вновь похитить, теперь уже из сосновской церкви. Дорогая, видать, иконка, раз вы так настойчиво за ней охотились. Ну, это дело ваше и уже прошлое. Меня же интересует, где остальные восемнадцать деревянных и медных икон. А ещё, и это самое главное… как у вас, интеллигентного, обеспеченного, уважаемого человека, знатока и ценителя древнерусской иконописи, поднялась рука на беззащитных стариков?
– Не знаю, о чём это вы… Мне больше нечего сказать.
В неслышно приоткрывшуюся дверь приёмной начальника отдела заглянул Репнин. Он только что вышел от криминалистов, попросив их срочно, хотя бы предварительно осмотреть добытые им в Сосновке вещественные доказательства. Задержанного фигуранта под присмотром капитана Дроздова Тимофей Кузьмич оставил в комнате дежурного следователя, а кочкаринского свидетеля Матвея Щёкина усадил на стул в коридоре.
– У себя? – приветливо улыбнулся секретарше Репнин, кивнув на кабинет полковника Игнатова.
– Нет его, Тимофей Кузьмич. Сказал, что хочет присутствовать на допросе Подрядовой… У капитана Жарова он. А лейтенант Синельников работает с Глориным. Ой, чуть не забыла, Тимофей Кузьмич! Дмитрий Петрович просил вам сказать, чтобы вы сразу, как только приедете, шли к капитану Жарову. Майор Кротов тоже там.
– Спасибо, Ритуля-красуля, – поблагодарил Репнин зардевшуюся от смущения девушку и вышел.
