Первое – обыкновенный криминал, дело, так сказать, частное, лишенное государственной принадлежности, поскольку воруют в любой стране, и наша – не исключение. Если в самолете будут личные вещи, то правоохранительным органам придется только извиниться и «приложить все усилия к поимке преступников и возврату похищенного». Второе – если в самолете окажется партия наркотиков, то «преступников» «случайно» перехватывает линейная милиция, и дальше можно раскручивать эту историю как положено.
И еще, воровство такого ценного груза, притом на глазах хозяина, может послужить серьезной провокацией, так что неизвестно, как Сорс поведет себя в этом случае. Нужно быть готовыми ко всему.
В общем, план выглядел не менее сумасшедшим, чем его автор, но именно этот план сам мэтр Шувалов предложил считать лучшим. К радости Вершинина.
Пробраться в аэропорт, переодевшись работниками грузового терминала, оказалось делом техники. Затем, подобравшись к фургону, они «выключили» водителя и охранника и по знаку подъехали к самолету на погрузку. Когда машины двинулись с летного поля, они, как положено, заняли место в колонне и ехали в ее составе по трассе до условной развилки.
Теперь Вершинин гнал по проселочной дороге, выжимая из фургона все, на что были способны его лошадиные силы.
– Не могу поверить, – заглушая рев двигателя, орал за его спиной Суворовцев. – Мы угнали машину с личными вещами президента, в общем, дружественной нам страны. Как я мог на это пойти?! В моей служебной характеристике особо подчеркнуто: политкорректен и крайне, заметь, крайне, дисциплинирован.
– А чего ты хотел? С кем, как говорится, поведешься... – Вершинин посмотрел в зеркало заднего вида. – Кажется, они еще не поняли, что их «обули»!
Колонна действительно некоторое время стояла на трассе без движения. Потом, повинуясь какому-то приказу, начала медленно выворачивать на проселочную дорогу.
– Что это? – спросил Бердяева Сорс, еще не веря в происходящее.
– Внимание! Всем постам и подразделениям, – кричал Бердяев в рацию. – Угнан черный фургон, государственный номер...
Седой резко дернул его за руку, так что тот выронил рацию.
– Ты же говорил, что решил все проблемы?!
– Поворачивай за ними, – отдал Сорс распоряжение водителю, потом пристально посмотрел на Бердяева. – Я хочу видеть все собственными глазами. Я ваши эти кагэбэшные постановки изучил в свое время от и до. Понял?
– Ты мне не веришь? – тихо спросил Бердяев.
– Верю ли я тебе? Ты Родину предал за копейки, а в этом фургоне – гораздо больше.
Бердяев снова включил рацию.
– Внимание, фургон не должен пострадать! Принять все меры для его задержания
– По всему миру был зеленый коридор! – Сорс хотел успокоиться, но не мог. – Нет, в России никогда не будет порядка!
– Калашников! Карашо! – невпопад поддакнул «президент».
Колонна уже вывернула на проселочную дорогу и теперь начала набирать скорость. Мотоциклисты оторвались от нее и стали первыми нагонять черный фургон.
– А не медленно ли мы едем? – крикнул Суворовцев и, вынув пистолет, приготовился к стрельбе.
Вершинин нажал на газ, но фургон только взревел в ответ, скорости при этом не прибавив.
– Груз тяжелый. Да и дорога в горку, не оторвемся, – ответил он и сделал еще одну попытку разогнать машину.
– Сейчас мы их притормозим, заодно и посмотрим, что там.
Суворовцев убрал пистолет. Потом, пошатываясь, прошел в конец фургона, распахнул заднюю дверь и схватился за ближайший кофр. Груз действительно был тяжелым. Немного повозившись, ему, наконец, удалось подтащить кофр к двери. Затем он присел на пол и, упершись спиной в остальные ящики, двумя ногами вытолкнул кофр на дорогу.
Для тех, кто сидел в лимузине и видел все происходящее впереди на дороге, зрелище было ужасное. Из фургона на большой скорости вывалился кофр, но на землю сразу не упал, а еще какое-то время, зацепившись ручкой за какой-то выступ, распахнутый, болтался за машиной, щедро рассыпая содержимое по дороге. Длинная полоса белого порошка протянулась на добрую сотню метров.
Сорс взревел от бессилия.
– Ну и где нам теперь найти для такой «дорожки» подходящую ноздрю? – злобно пошутил он. Потом резко наклонился и выхватил из кобуры Бердяева пистолет. – Дай мне свой пистолет, я их сам убью!
– Всем постам! – продолжал отдавать по рации свои приказания Бердяев. – Двадцать седьмой километр загородного шоссе, черный фургон, огонь на поражение! – Отложив рацию, он привстал и посмотрел вперед через плечо водителя.
Фургон по-прежнему уходил от погони, но впереди него, на расстоянии пятисот метров, дорогу перегородил милицейский кордон, состоявший из множества машин с мигалками и укрывшихся за ними спецназовцев.
– Ну вот и все, – облегченно вздохнул Бердяев, – теперь им никуда не деться. Они в ловушке, засранцы!
Между тем фургон, не снижая скорости, приближался к кордону, расстояние бешено сокращалось, и, казалось, столкновения не избежать.
Все дальнейшее произошло неожиданно и молниеносно. Заслон, как по мановению волшебной палочки, расступился, пропустив фургон и лимузин, и потом так же быстро сомкнулся. Преследователи в автобусе не ожидали такого маневра, поэтому были совершенно не готовы к тому, что в следующую минуту по ним со стороны кордона открылся шквальный огонь. Первой же очередью был убит водитель автобуса, после чего машина, оставшись без руля и ветрил, резко вильнула в сторону, завалилась на бок и, «пропахав» метров двадцать, остановилась перед кордоном. Спецназовцы высыпали из-за укрытия и быстро окружили автобус плотным кольцом.
Первым из лимузина вышел Бердяев. Еще не понимая, что произошло, он сделал Сорсу незаметный знак рукой.
– Уберите пистолет. У вас еще есть шанс. Я сейчас все улажу. – Затем выпрямился во весь рост, решительно направился в сторону военных и громко ответил: – Все в порядке, моя фамилия Бердяев. Я полковник. Все под контролем.
Он собрался отдать еще какое-то распоряжение, но вдруг заметил в толпе до боли знакомое лицо и, рухнув на колени, растерянно проговорил:
– Господи, Сан Саныч.
Сорс выстрелил в него несколько раз. Хладнокровно и деловито. Потом демонстративно отвел руку в сторону и отбросил пистолет.
– Лучше бы я тебя тогда пристрелил, пес. С мертвых спросу меньше, – презрительно прохрипел он, когда спецназовцы скручивали ему руки.
Сан Саныч склонился над Бердяевым и осторожно приподнял его голову.
– Носилки! И врача! Быстрее! – крикнул он кому-то.
– Не надо, – прошептал Бердяев. Ему трудно было говорить, но он успел произнести: – Я умер тогда. Давно. А все, что было потом, это была не жизнь. Не жизнь. – После чего обмяк, продолжая что-то шептать окровавленным ртом, но его слов понять было уже невозможно.
