В Париже многие из тех, кто по общепризнанным меркам занимает достаточно скромное положение в общественной-иерархии, свободны от комплексов и мечтаний о социальном престиже. Соприкосновение с радостью (или, во всяком случае, с удовольствиями) бытия доступно вовсе не только преуспевшим, и выражение «смаковать (savourer) жизнь» – не только для богатых. Конечно, француз вечно недоволен и вечно «против», но за жизнь он голосует обеими руками!
Канал Сен-Мартен
Тем более что самое ценное и значительное в Париже не стоит больших денег, а чаще и достается даром: улыбка прохожего, шутка гарсона в брассри, вино за стойкой дешевого кафе, поездка на автобусе, отблеск неба на золотой гирлянде, украшающей черный купол Института! Любовь к этому «ценному и значительному» уравнивает людей, как всякая общая страсть. Этот бескорыстный культ удовольствия, дарящего едва ли не равную радость «снобинару», пробующему коллекционное вино в родовом замке, и завсегдатаю маленького бистро, что смакует petit vin у стойки, старушке, подставляющей высохшее личико солнцу в парке Монсо, или интеллектуалу, отыскавшему редкую книжку на улице Бонапарта, – вот то, что роднит парижан, вовсе не бездельников, просто свободных, знающих цену простым радостям бытия. Похоже, они уверены – не бывает «завтра», оно так скоро станет сегодняшним днем, и только этот, сегодняшний день действительно ценен. Мне кажется, они не хотят ждать, пока станут богаче, «устроеннее». Они живут – всегда. Газданов написал о бедных рабочих в Париже (в цитированном уже романе «Ночные дороги»): «Меня поражало, мне не могло не импонировать то веселое мужество, с которым они жили».
Канал Сен-Мартен
Воскресным мартовским днем на площади Контрэскарп, куда еще доносились ласковые мотивы с мюзет на улице Муффтар, привалившись к низкой решетке сквера, седой бородатый клошар в шикарных солнцезащитных очках и вязаной шапочке, которые у нас называют «петушок», наслаждался жизнью, беседуя с юным аббатом в элегантной сутане и с молитвенником в руках. Слов я расслышать не сумел, но было совершенно очевидно: обоим хорошо под этим февральским солнцем, рядом с клумбами, на которые уже успели высадить цветы; разговор занимал их обоих, они шутили, были очень довольны друг другом, и тек воскресный день, обволакивая их «веществом жизни», подобно теплому, уже по-весеннему влажному ветру, сметавшему сухие, старые листья с начинающей зеленеть травы.
Другой незабываемый клошар качается или дремлет в гамаке, подвешенном между двумя чахлыми деревцами на площади 18 Июня 1940 Года, что на углу улицы Ренн и бульвара Монпарнас, напротив знаменитой башни. Еще одного видели мы дождливым вечером под навесом автобусной остановки. Те, кто ждал автобуса, кротко стояли под дождем, в то время как потрепанный, но все же несколько даже респектабельный господин растянулся на скамейке, укрылся одеялом и как раз аккуратно складывал только что снятые кремовые брюки. Рядом, на чемоданчике, пел голосом Греко маленький радиоприемник.
«Я хочу ночью видеть звезды», – услышал я однажды ответ оборванного дряхлого клошара вежливому молодому полицейскому, предложившему ему цивилизованный приют[247]. Тот козырнул: «Как вам будет угодно, мсье».
Mon quartier, в сущности, необозрим. На пулей несущемся поезде RER[248]за десять минут можно доехать до Северного вокзала, но есть и заповедные автобусные маршруты, сам номер которых вызывает в памяти места, куда он так часто нас возит. На самом домашнем, привычном 38-м автобусе[249]минут за двадцать можно доехать до Восточного вокзала, а оттуда по узкой и скучной улочке Риколе выйти на канал Сен-Мартен!
В мерцании света и теней Парижа он может показаться самым сумрачным и опасным местом города, опять-таки не столько благодаря своей (особенно в прошлом) недоброй репутации, сколько литературным или кинематографическим ассоциациям. Там до сих пор стоит гостиница, ставшая исторической благодаря фильму знаменитого Марселя Карне «Отель дю Нор» (1938), снятого по нашумевшему роману Эжена Даби. Поразительная актриса Арлетти, сыгравшая стареющую проститутку, прославилась настолько, что именем ее называют теперь кораблики, катающие по каналу туристов. По сентиментальному трагизму картину можно сравнить с фильмом «Под крышами Парижа» Рене Клера.
Клер говорил, что улицы Парижа делают интерпретацию жизни более настоящей, чем сама жизнь. Так и легенда знаменитого отеля куда реальнее, чем он сам – мнимый или настоящий!
Канал Сен-Мартен и, конечно же, продолжающий его бульвар Ришар-Ленуар – пространство дивизионного комиссара Жюля Жозефа Ансельма Мегрэ. И не только потому, что именно на этом бульваре он живет со своей чудесной «мадам Мегрэ» (суровый сыщик часто думает, как ему повезло с женой), но и потому, что в каналы убийцы часто сбрасывают трупы жертв; здесь преступления – обычное дело, и многие расследования комиссара начинаются именно на набережных канала.
Его сыграл Жан Габен (в котором Сименон увидел полное портретное сходство со своим героем) и многие другие. А лучший Мегрэ – куда менее известный у нас удивительный актер Жан Ришар[250]. Почти в ста сериях «Расследований комиссара Мегрэ» 1970–1990-х годов Ришар, которого консультировал сам Сименон, сыграл с невиданной для полицейских фильмов тонкостью, не повторяясь, находя для каждой ситуации новые грани, удивительно вписав своего героя в атмосферу Парижа, – создав характер, пожалуй, более сложный, чем в знаменитых романах.
Канал Сен-Мартен
