Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Потом пришла эра Брежнева. Тихая такая, неприметная. Не было смертных приговоров антисоветчикам, но велась травля Солженицына и академика Сахарова. Именно при этом бровастом генсеке появилось пугающее слово «диссидент». На всех бескрайних просторах Советского Союза психлечебница в первую очередь стала ассоциироваться с учреждением, где содержат вот этих самых ненормальных, отчего-то недовольных нашим общественным строем.
А чего Фаине Георгиевне быть недовольной им, противопоставлять себя этому режиму или даже просто его не любить? Медали она получала, премии – ой как много, квартира, опять же, отдельная!..
Но Раневская знала и обратную сторону этой власти. Ей было прекрасно известно, как в одну минуту мог быть запрещен любой спектакль. Какой-то дуре из идеологического отдела, видите ли, вдруг показалось, что в одной реплике содержится очернение советского образа жизни, а в другой провозглашается превосходство западной буржуазной философии над нашей марксистско-ленинской.
Пусть бы все это оставалось в теории, но ведь было и на практике. Да еще как! Товарищи из органов приходили и прямо перед спектаклем вносили изменения в реплики и монологи героев, бесцеремонно вмешивались в работу режиссера.
Раневская, как никто другой, видела, что эта уродливая власть коммунистов пыталась подмять под себя исключительно все стороны жизни, а искусство – в первую очередь. Ей было прекрасно известно, как власть может ломать судьбы, из нормального культурного человека сделать врага народа. Актриса не раз замечала, как писатель или поэт, еще вчера любимый и почитаемый всеми, становился психически больным, невменяемым. Фаина Георгиевна была свидетелем травли Пастернака, Ахматовой и многих других, кто был ей особенно дорог и близок. Растянутая во времени пружина социалистического мракобесия в нужный момент сжималась и выбрасывала за пределы человеческого нормального общества каждого, кого посчитала ненужным, чужим, вредным, опасным.
Раневская, как никто другой, имела право ненавидеть эту власть, которая забрала у нее любимого человека. Фаина Георгиевна была уверена в этом. И пусть я ошибаюсь насчет «любимого», но тот факт, что с маршалом Толбухиным эта женщина была счастлива, – бесспорный. Она говорила так сама, это видели окружающие, знали подруги и близкие друзья. Маршал Толбухин был чуть ли не единственным мужчиной, с которым Фаина Раневская открыто встречалась именно как женщина. Его у нее забрали.
Что бы ей ни говорили о внезапной болезни маршала, как бы ни убеждали в том, что врачи были бессильны, однако не только она прекрасно понимала, что стало твориться в Советском Союзе после победы в Великой Отечественной войне. Люди видели, как внезапно переводились в самые отдаленные округа известнейшие полководцы, как многие оказались списанными в запас якобы по болезни, как некоторых героев войны постигла та же участь, что и маршала Толбухина. Они умерли от внезапной болезни.
Но не нужно думать, что Раневская росла диссиденткой и антисоветчицей. Заметим в скобках, что Фаина Георгиевна читала практически всю самиздатовскую литературу, но никогда ее не распространяла и не хранила дома. При всем желании донести людям правду актриса выбрала самый трудный, неблагодарный и утомительный путь – через искусство. Потому что только оно может подвигнуть человека к настоящей эволюции.
Да, Фаина Раневская имела не одну награду от партии и правительства. Она носила высокое звание народной артистки, но воспринимала все это как результат ее признания прежде всего зрителем. Она видела действительную цену всем этим званиям и наградам.
Как-то Любовь Петровну Орлову пригласили в какой-то затрапезный Дом культуры. Она поехала, выступила, получила гонорар. Потом знаменитая артистка вынуждена была писать унизительное для нее письмо в Министерство культуры. Ей в гонораре обрезали две трети! Не учли, что Любовь Орлова – народная артистка, что у них другая шкала гонораров при выступлениях.
– Как это унизительно, как это гадко узнавать! – возмущалась тогда Фаина Раневская. – Они пригласили народную артистку к себе в некий домик, где собрали три с половиной инвалида публики, заставили ее два часа работать и заплатили ей меньше, чем заезжему фокуснику!
Да, Раневская принимала награды от правительства. Но никогда не высказывала радости по этому поводу, презрительно называла их «мои похоронные принадлежности». Да, Фаина Георгиевна бывала на приемах в правительстве, ее чествовали, но все это она воспринимала как нечто обязательное, как игру, и не более того, где не было места настоящим чувствам. Актриса никогда не позволяла себе вытерпеть хоть малейшее унижение, заигрывание, проявление панибратства.
Этот случай многие вспоминают сегодня с улыбкой, рассказывают как анекдот, но мне кажется, что он гораздо глубже. В этой истории раскрылась вся Раневская как человек и актриса. Она показала себя так, как не смогла бы этого сделать ни одна из тогдашних советских звезд сцены и киноэкрана. Фаина Георгиевна подала свой последний пример для подражания, сказала всем молодым и талантливым: «Знайте себе цену! Вы служите искусству, а не кучке старых маразматиков из Центрального комитета партии!»
Был прием в Кремле. Правительственные награды большой группе артистов вручал лично Леонид Ильич Брежнев – очередной генсек. Он, как и предыдущие великие вожди, спешил засвидетельствовать свое отношение к людям искусства. Дескать, вы старайтесь, товарищи дорогие, партия вас оценит.
Все шло, как обычно. Называлась фамилия, актер поднимался на сцену, девушки держали цветы, Леонид Ильич вручал награду и говорил что-то там приветственное. Тут же радио, телевидение и прочая пресса.
И вот называют фамилию Раневской. Фаина Георгиевна поднимается на сцену, идет к Брежневу.
Тот масляно, как сытый кот, улыбается и говорит достаточно громко, так, чтобы услышали все, в том числе и сама Раневская, которая от него в нескольких шагах:
– А вот идет наша Ляля…
Вы же помните фильм «Подкидыш», в котором Фаина Раневская сыграла мещанку. Внешне, с первого раза – смешную и глупую. Властную, роскошную. У которой муж-подкаблучник. Но если чуть задержаться на последней сцене, когда эта Ляля вдруг плачет – у них забрали девочку, – сразу проступает глубочайшая личная драма этой четы. У них нет детей. «И не будет», – признается Ляля.
В этом фильме Раневская опять же практически сама сделала свою роль. Она придумала диалоги, сцену выбора игрушек в торговой палатке, реплики. Роль получилась яркая, незабываемая. Ее слова, адресованные мужу: «Муля, не нервируй меня!», стали первой в истории кино крылатой фразой.
Я уже говорил, что она стала сущим наказанием и для самой Раневской. После этого фильма люди узнавали ее на улицах. Каждый и всякий непременно хотел продемонстрировать свое поклонение именно этими словами. Дети брали Фаину Георгиевну в кольцо и скандировали!..
Говорят, что однажды Раневская не выдержала, остановилась и спросила:
– Детки, вы пионеры?
– Пионеры, – растерянно ответили школьники.
– Так вот, пионеры, что я вам скажу, – строго и серьезно заявила Фаина Раневская. – Возьмитесь сейчас за руки и идите в жопу!
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
