Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Потери поездов были огромны, но движение все же оставалось достаточно интенсивным. Это оказалось возможным лишь благодаря нечеловеческим усилиям железнодорожников. На самых опасных участках эшелоны сопровождали специальные аварийные команды. Гоняя на грязных запылившихся полуторках по степи, объезжая многочисленные воронки и озера разлившейся нефти, они мчались к очередному разбомбленному участку дороги и ликвидировали последствия налетов, растаскивали горящие вагоны, спешно восстанавливали поврежденные пути. Зачастую изрешеченные пулями и осколками цистерны и паровозы спасали методом забивания деревянных пробок в отверстия и, кое-как подлатав, отправляли дальше. Нередко ремонтникам приходилось занимать место погибшего машиниста в кабине паровоза и вести его дальше. Убитых хоронили прямо возле полотна в воронках от бомб, присыпая трупы землей и песком.
Но самое удивительное, что по железной дороге продолжали двигаться не только эшелоны с нефтью и воинские составы, но и пассажирские вагоны.
С.Г. Антонов вспоминал: «Мы ехали по железной дороге в сторону Саратова. Ощущение было такое, что эшелон движется по тоннелю, так как справа и слева непрерывными рядами громоздились остовы сгоревших вагонов и цистерн, в вагоне было все время темно. Первый день пути прошел спокойно, а вот на второй наш поезд в районе станции Богдо попал под бомбежку. Высунувшись из окна, я отчетливо видел два двухмоторных самолета, пикировавшие прямо на нас! Неподалеку раздались взрывы, и поезд остановился, люди бросились в стороны. А немцы развернулись и стали обстреливать нас из пулеметов. Мне запомнилась девушка, прошлой ночью родившая ребенка прямо в вагоне. Во время налета она погибла…»
Машинист Сергей Веревейкин, в конце октября впервые отправившийся в рейс из Саратова в Астрахань, вспоминал: «Уже после станции Палласовка я увидел десятки разбитых вагонов, брошенных паровозов, стоявших вдоль полотна. Но пейзажи, открывшиеся дальше, были поистине ужасными. Станция Эльтон представляла собой сплошные развалины, не было видно ни одного уцелевшего дома или сарая, кругом зияли воронки, кучами валялись обломки вагонов, колеса, рядами стояли обгоревшие и дырявые, как решето, цистерны. Скорость движения была черепашьей, и дальше все 120 км до Баскунчака я только и видел сгоревшие поезда, разлитую нефть, горы искореженных рельсов, стертые с лица земли станции. Все это было ужасно»[151].
Фактически вся степь на протяжении 600 километров от Палласовки до Астрахани превратилась в огромное кладбище поездов. Только на станцию Баскунчак в течение октября немецкие самолеты сбросили 1374 авиабомбы разных калибров!
Город, которого нет
В конце сентября казалось, что битва за «крепость» Сталинград идет по севастопольскому сценарию и близится к финалу. 26-го числа немецкие войска захватили административные здания в центра города. «После полудня немецкий военный флаг развевается над зданиями большевистской партии, – записал в дневнике Рихтхофен. – Половина города в руках немцев».
Экипажи «Штук» выполняли по нескольку вылетов в день. «Это означало, что нам нужно для каждого вылета на все про все не более 45 минут, включая руление на старт, взлет, полет к цели, подъем на высоту 4000 метров, обнаружение цели, пикирование для бомбового удара, полет на малой высоте, посадку, рулежку на стоянку, – вспоминал майор Пауль-Вернер Хоццель, командир StG2 «Иммельманн». – Затем новая загрузка, короткий технический ремонт – еще 15 минут. Из-за непосредственной близости противостоящих сил воздушные атаки на вражеские позиции всегда были сложными. Подробные аэрофотоснимки позволяли идентифицировать почти каждое здание (те, которые все еще стояли, во всяком случае), так что инстанции, осуществлявшие взаимодействие между войсками и авиацией, могли направлять пилотов «Штук», также имевших подробные карты их целей. Главное было не ударить по собственным войскам, часто находившимся в соседних зданиях или в нескольких десятках метров от цели. Пилоты были гораздо более осторожными, чем обычно, чтобы положить их бомбы точно на цели, и всегда стремились точно определить позиции немецкой пехоты»[152].
1-я эскадрилья KG 100 «Викинг» тоже неустанно бомбила позиции советских войск в городе. 25 сентября гауптман Бётхер сбросил на Сталинград бомбу SC1800. Затем утром 27 сентября в ходе своего 375-го боевого вылета снова «доставил» такую же фугаску. В 7.20–8.52 следующего дня командирский «Хейнкель» высыпал на Сталинград несколько фугасных бомб. 29-го числа Бётхер бомбил город дважды.
2 октября, когда, по мнению Рихтхофена, «ничего особенного не произошло», двухмоторные бомбардировщики и «Штуки» в сочетании с огнем зенитной артиллерии нанесли удар по заводу «Красный Октябрь». После огненного смерча 23 августа в некоторых уцелевших баках каким-то чудом остался мазут, и на берегу вновь вспыхнул сильный пожар. Пылающие нефтепродукты огненной рекой устремились в овраг и далее на берег Волги, охватывая медпункты, узел связи и блиндажи. Черный дым заволок штаб 62-й армии, где едва не погиб генерал Чуйков. Погибли десятки раненых, не способных самостоятельно передвигаться. Одновременно с этим «Хейнкели» из 1-й эскадрильи KG100 «Викинг» сбросили на тракторный завод и прилегающие развалины бомбы SC1000. На следующий день Бётхер совершил два вылета и каждый раз сбрасывал по одной SC1000 и SC250. В результате одного из попаданий было полностью уничтожено одно из фабричных зданий. 4 октября три вылета с такой же «коллекцией». При этом во всех случаях над целью отмечался огонь зенитных батарей, расположенных на восточном берегу Волги. А 5 октября в ход пошли уже осколочные бомбы SD1400[153].
Положить бомбы, не задев свои войска, для двухмоторных бомбардировщиков было делом особенно сложным.
«В качестве бортмеханика я в экипаже оберлейтенанта Питера Лaaca летел из Курска на первую бомбардировку Сталинграда, – вспоминал X. Берхренс из 6-й эскадрильи KG27. – Мы атаковали плацдарм русских на западном берегу. При подходе к району Сталинграда мы были проинформированы по радио из расположения нашей цели, которая ранее не была точно известна. При подходе к цели нас возглавлял лидер под кодовым названием «Отец» для точного целеуказания. Соответственно, мы сбрасывали наши бомбы, зная точный «адрес». При отходе после бомбардировки «Отец» поблагодарил нас и объявил, что бомбы попали точно в цель»[154].
3 октября Рихтхофен в сопровождении Ешоннека прибыл в штаб 51-го армейского корпуса, где они встретились с его командиром генерал-майором Зайдлиц-Курцбахом и Паулюсом. В итоге решили, что «успех гарантирован, но только с приходом подкреплений». В тот же день Рихтхофен заявил Ешоннеку, что не все дело в отсутствие ясной цели наступления. 4-й воздушный флот не может беспрерывно бомбить развалины Сталинграда, в то время как часть сил постоянно приходится отвлекать на помощь 17-й и 1-й танковой армиям. «Мы просто не можем идти в наступление везде одновременно», – сказал он. Рихтхофен настаивал на том, что операции нужно проводить последовательно. Начальник Генерального штаба люфтваффе в целом согласился с этими доводами, отметив, что «прежде всего мы должны закончить то, что начали, особенно в Сталинграде и Туапсе».
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
