Г. Свиньин, в перечневой описи своего Русского музея[180], означил: 2 мордки и 2 кожаные крючка, полученные им из старинных монастырей городов Александрова и Свияжска, но без всякого объяснения и без показания, на чем он основывает название “крючки”, которого нет ни в каком Русском письменном памятнике. Руссов[181]также уверяет, что во многих собраниях (музеях) находятся такие кожаные деньги, не именуя ни одного из них».
Из вышеизложенного видно, что кожаные деньги в форме «ассигнаций», т. е. кредитных билетов и т. д., дожили по крайней мере до времен Петра I и что существование их в прошлом несомненно.
О реальности кожаных денег в прошлом говорит и следующий указ Петра I 1700 г.: «…делать медные денежки и полушки и полуполушки для того, что во многих низовых и иных городах за скудностью денежек на размену в мелких торгах пересекают серебряные копейки надвое и натрое и торгуют ими вместо денежек на размен, а в Калуге и в иных городах вместо серебряных денежек торгуют же кожаными или иными жеребьями».
Совершенно очевидно, что кожано-меховые деньги с X, скажем, века и по XVIII имели самое разнообразное применение, форму, ценность и употребление, и всякое сомнение в этом отношении «антимеховистов» не имеет никаких оснований. Система эта была, но эволюционировала, но как — неизвестно, что вполне понятно, ибо еще до сих пор имеются специалисты, отрицающие вообще ее существование.
Обратимся теперь к рассмотрению, что же собой представляла мехово-кожаная система денег. Здесь мы сталкиваемся с массой недоуменных вопросов, совершенно не рассмотренных русской наукой. Постараемся поэтому медленно и постепенно извлечь то достоверное, что заключено в свидетельствах истории.
Прежде всего, бросается в глаза терминология этой денежной системы, — вся она связана со шкурой животного: «куна» (куница), «векша», «векшица», «веверица» (белка), «ногата» (т. е. с ногами: совершенно целая шкурка), «резана» (т. е. разрезанная известным образом; добавим, что писалось «рѣзана», а не «резана», следовательно, слово происходит от «рѣзать»), «мордка», «обеушная мордка» (т. е. с двумя ушками), «ушка», «лобец», «долгая» и т. д.
Во всей этой системе нет ни одного чужого слова, все термины связаны только со шкурой животного.
Эта цельность показывает полную глухоту к звукам родной речи множества исследователей: они в слове «ногата» (т. е. «с ногами», как «ушат» — «с ушами») усмотрели арабское «нагд» или эстонское «нахат». Приходится только разводить руками при виде этой тупости: кажется, все налицо, — совершенно ясное русское слово, с ясным функциональным значением, употреблявшееся только русскими, в оригинальной, исключительно русской меховой системе, аналогичное по крайней мере десятку таких же терминов, в системе без единого иностранного слова, так нет! Это — эстонское «нахат».
При чем тут эстонцы? Наконец, если между «ногата» и «нахат» есть какая-то связь, то не русская ли «ногата» превратилась в «нахат»? Ведь на протяжении всей известной истории чудь[182](эстонцы в том числе) все время ассимилировались славянами и находились под политическим, культурным и торговым влиянием славян. Всегда Русь была в десятки раз многочисленнее чуди и испокон веков шла в политическом отношении далеко впереди последней. Значит, именно Русь имела все шансы передать слово чуди, а не наоборот, слово из цельной русской системы, а не включить ни с того ни с сего одно эстонское слово в русскую систему.
Далее: в конце концов, что же представляет собой «ногата» — эстонское ли «нахат» или арабское «нагд»? Кажется, между эстонцами и арабами дистанция достаточного размера, чтобы их отличать друг от друга.
Ни один исторический документ не оставил следов того, что на Руси совершались торговые сделки на диргемы, солиды, денарии или нагды, но… таково уж холуйство мысли, что надо найти хоть бы эстонское «нахат», лишь бы не принять своего собственного слова «ногата»!
Кстати отметим, что «ногата», как совершенно цельная шкурка с ногами, значительно дороже «резаны», т. е. резаной: 1 ногата = 2 ½ резан.
Для краткой «Русской Правды» XI в. денежная система представляется в таком виде: 1 гривна = 20 ногатам = 25 кунам = 50 резанам = 100 векшам. Спрашивается: мыслимо ли включение какого-то эстонского «нахата» (видимо, монеты)[183]в совершенно оригинальную русскую платежную систему, основанную на мехах и коже?
Что же представляла собой «куна»? И что значило «гривна кун»? Можно с полной ответственностью утверждать, что этого толком никто не знает, существуют только разные предположения.
Попытаемся сами разобраться в этом вопросе. Отметим, прежде всего, что «куна» иногда называлась «долгея». Это видно из следующего. Под 1305–1308 гг. мы находим: «А дворяном и своим како пошло погон имати от князя по 5 кун, а от тиуна по две долгеи». В 1317 г. о том же говорится: «А дворяном твоим како погон имати от князя по 5 кун, а от тиуна по две куны»[184]. Из этих отрывков-вариантов видно, что «долгея» только иное обозначение куны.
Что куны не были металлом, а мехом, видно из того, что под 1307 г. находим, новгородцы говорят: «А на селех его куны ему даем, а ныне серебра ему не вели имати». Очевидно, на селах была нехватка серебра, и население до сих пор платило своей натуральной единицей — мехом, а на требование платить серебром ныне они жалуются.
Итак, платили мехом, но каким мехом? Естественно, что не только куньим, а и другим, так, о векше мы имеем также точные сведения. Почему, однако, в денежную систему не вошли меха других обыкновеннейших животных: волка, лисицы, зайца, бобра, выдры, хорька и т. д.? Ведь их соотносительная ценность довольно постоянна.
