Посвящение в Мастера
Падение с высоты трёх-четырёх метров (а именно такой была протяжённость шурфа) завершилось для Хрофта и его попутчиков успешно лишь благодаря одному обстоятельству: внизу была яма, наполненная водой, в неё-то они и попали. Произошло это одномоментно, и три всплеска смешались в один. Дна подземного бочага Рита не увидела – вода набралась в нос и рот, думалось только о том, как бы не утонуть. Хрофт ухватил её за топик, едва не разодрал его, но основной цели достиг: Рита выплыла из глубины и смогла отдышаться. Вытолкнув её за пределы колодца, Хрофт стал искать Джима. Тот был вне опасности – поплавком покачивался в воде, держась руками за край каменной криницы.
– Вылезай, – сказал ему Хрофт, и голос задудел в шурфе, как в саксофоне.
Края резервуара были облицованы керамической плиткой.
– Глазурь, – постучал по ней Хрофт, выбравшись на сушу. – Как на фаянсе.
– Фаянс в Помпеях не производили. – Рита, словно искупавшаяся болонка, трясла отросшими за месяц кудрями. – Его изобрели в Китае, а в Европу завезли только в шестнадцатом веке.
Джим думал не о фаянсе.
– Где мы?
Он посмотрел наверх, откуда они упали, но просвета не увидел. Пропустив их в подземелье, звезда водворилась на место.
– Мы бы туда по-любому не поднялись, – сказал Хрофт. – Трап здесь не предусмотрен.
– Где ноутбук? – спросила Рита у Джима.
– Наверху. Я его на поребрик поставил.
– Если в Италии воруют, как в России, больше мы его не увидим.
Глаза привыкли к темноте, и Хрофт разглядел туннель, начинавшийся от вместилища с водой и уходивший неизвестно куда. Рита вытащила из чудом уцелевшей сумочки мобильный телефон. Сигнала не было.
– Что-то экранирует… И вообще, тут как в Бермудском треугольнике. Не удивлюсь, если нас забросило в другое измерение.
– Путь у нас один. – Джим шагнул в туннель. – Зажигалка найдётся?
Хрофт достал никелированную зажигалку, щёлкнул кремнем. Фитиль загорелся, вырвав из темноты подземный ход, по которому они собирались проследовать.
– Факел!
Джим выдернул из прикреплённого к стене раструба палку величиной с хорошую клюку, Хрофт поднёс к ней зажигалку, и туннель осветился валким, неустойчивым огнём.
– Идём? – Хрофт, с которого, как из лишённой клёпок кадки, текла вода, подтолкнул Джима, выглядевшего не лучше. – Двигай батонами, Прометей!
Туннель поглотил их. Сначала он вёл прямо, затем повернул налево, ещё налево… направо… ещё направо…
– Сейчас начнёт разветвляться, а у нас даже клубка нет, – прошептала Рита, пожалев о том, что в Помпеях не нашлось добросердечной Ариадны.
Туннель не разветвился. Он вёл и вёл их, длинный, как нефтепровод, и складчатый, как неглаженая штанина. Джим шёл впереди с поднятым факелом, как Данко с горящим сердцем. Пламя на конце палки приседало, выпрямлялось и вцеловывалось в низкий свод.
Так шли приблизительно полчаса. Вдруг туннель расширился и впустил их в просторный зал. Яркости факела не хватило, чтобы осветить все его углы, поэтому Джим пошёл по периметру, шинкуя широким палашом света затвердевший на древних стенах мрак. Зал был пустынен, пламя выхватывало из тьмы потёкшие под воздействием сырости фрески: человеческие черепа с ощеренными зубами. Каждый череп был увенчан, словно короной, угольником с поперечной перекладиной, делавшей его похожим на орудие землемера, а по бокам и внизу виднелись колёса с шестью спицами и ещё какие-то предметы, которые невозможно было идентифицировать из-за плохого качества изображений.
– Это символы римских строительных корпораций, находившихся в Помпеях, – сказала Рита. – Масоны записали их в свои предшественники.
– Калитвинцев уже говорил нам об этом. – Джим поднял факел повыше. – А тут что за пугало?
Из стены торчала морда грифона, клюв его был загнут книзу наподобие дверной ручки.
– Он на шарнирах! – Хрофт взялся за клюв и повернул его.
В зобу грифона зашипело, точно там пряталась живая гюрза. Хрофт отдёрнул руку. Миг спустя клюв сам собой раскрылся и оттуда ударил газ. Он вырывался не струёй, а хлопьями горчичного цвета. Они вываливались из клюва и тут же растворялись в воздухе. Хрофт схватился руками за ворот, как будто тот мешал ему дышать, и стал падать – медленно и поэтапно, как в кино: сначала переломился подобно складному метру, затем стукнулся о потрескавшиеся плиты обеими коленками, затем запрокинул голову и начал заваливаться на спину.
– Отрава!
Джим сунул факел Рите, подбежал к Хрофту и, подхватив его, поволок в сторону от рассеивавшихся вокруг грифона тлетворных хлопьев. Хрофт в бесчувствии завывал, дрыгался и тузил своего спасителя руками и ногами. Джим оттащил его в угол зала и хотел пристроить к стене, но Хрофт, дёргаясь, бился об неё затылком. Рита подложила ему под голову сумочку, взяла ладонями за щёки и ощутила, как у него под кожей дюнами ходят желваки.
– Уймись! Уймись, всё хорошо!
Хрофт ещё подрыгался, повсплакивал, но рассудок уже вернулся к нему. Джим с факелом стоял перед ним, Рита искала в сумочке нашатырный спирт. Найдя, отломила у ампулы кончик и поднесла её Хрофту под нос:
– Дыши!
Он задышал – рывками, с недотягом. Джим тем временем не сводил глаз с грифона, продолжавшего наполнять атмосферу удушливыми парами. Расходясь бурунами по залу, они подобрались уже и к углам, лёгкие были стеснены. Выйдя из состояния аффекта, Хрофт укротил себя, перестал дёргаться и с выдохами проговорил:
– Там… за вентилем… посмотри…
Джим не стал переспрашивать, зажал ноздри двумя пальцами, как купальщик перед нырком, и ринулся в ядовитую вьюгу.
– Что ты делаешь? – взвилась Рита, но Джим, похожий на бойца, бросающегося на амбразуру, подскочил к грифону и протолкнул руку во впадину, открывшуюся после того, как Хрофт свернул клюв набок.
Чтобы совершить это действие, Джиму пришлось отпустить свой нос, поскольку вторая рука была занята факелом. Вслепую, задыхаясь, он ухитрился за что-то дёрнуть. В падении потянул это «что-то» на себя, и грифон вывалился из стены. Сноп газа вырвался из дыры, окутал Джима, словно одеяло.
– А-а-а! – закричал Джим фальцетом.
Хрофт, мотыляясь, как пьяный, подошёл к нему, схватил и забросил прямо в дыру. Крикнул Рите:
– Сюда! Здесь проход!
В мгновение ока она оказалась рядом с ним. В нос жахнуло дурманом, мозг стал мягчать и превращаться в морские барашки, на которые она так любила смотреть, когда бывала в Севастополе. В барашках запутались белые кораблики с мачтами и парусами, на палубах корабликов она увидела клонированных Греев… Любование милой сердцу картиной прекратил Хрофт: он поднял Риту, как мультяшный Илья Муромец свою конягу, и отправил вслед за Джимом в неизведанные миры.
