Я расстелила постель на тахте, когда Надя пошла в душ, — мне не хотелось, чтобы она видела, как я меняю простыни. Из ванной она вышла в ночной сорочке выше колен. «Наверняка везла ее для Саши», — подумала я, и будто чья-то рука сжала мне горло. Что за ужасная ситуация!
Потом в ванную отправилась я и торчала там довольно долго. Настолько долго, что, по моим предположениям, она должна была уже заснуть. Мне показалось, что девушка спит, но, когда я потушила свет и влезла под одеяло со своей стороны кровати, она сказала:
— Мы и дальше бы жили с Сашей, но эта его семья… бабка и мать… они бы хотели видеть рядом с Сашей принцессу, никак не меньше… Когда я забеременела, он сказал, что женится на мне, Саша он такой… честный очень. Но тут ко мне заявилась его мать и начала говорить, что я ему карьеру порчу… да и не пара мы, не подходим друг другу… что ребенок вырастет несчастным… Так меня заболтала, что я уже и сама не понимала, что мне делать… Повезла меня к своей знакомой врачихе, чуть ли не силой достали у меня ребенка из живота…
«И он еще хотел, чтобы я поехала с ним в Москву, — подумала я. — Что бы теперь родные сказали насчет его выбора!»
— Мы с Сашей так странно познакомились… вы же знаете, пани Юлия, что у нас сейчас творится, нищета сплошная, и только. Никогда еще такого не было. Я работала помощницей парикмахера, зарабатывала мало, денег не хватало на оплату за газ и свет, а мама моя на пенсии… Ее пенсия по сравнению с моим жалованьем — вообще копейки… И вот одна моя подруга подговорила меня пойти работать в агентство… в Москве теперь таких агентств чуть ли не в каждом доме… А заработки какие — ого-го!
— А что это за агентство?
— Вы что, не знаете? Светского досуга… а что, думала я, голодной ходить, что ли? Помогу себе и маме… Однажды мы получили приглашение на мальчишник. И там был Саша… Начал мне выговаривать, что так нельзя жить, что это унижает женщину… Ушли мы оттуда вместе. Ну я и вернулась в парикмахерскую, а он стал давать мне деньги. Купил для меня небольшую квартирку, правда, довольно далеко от центра — квартира в центре стоит целое состояние. До этого я жила поближе, но мы ютились вдвоем с мамой в одной комнате коммуналки — кухня общая с соседями, кроме нас, еще пять семей. Колхоз, да и только… Может, я плохо поступила, может, живи мы вместе с Сашей, он бы меня не оставил… материально-то я теперь хорошо живу — у меня своя фирма. Его мать помогла, дала денег. Выходит, заплатила мне, чтобы я оставила в покое ее сыночка, а он все равно забрал меня в Париж. Сперва не хотел, но моя мама меня накрутила, что одного его нельзя отпускать. Так я и просила и плакала… в конце концов он не выдержал и взял с собой… может, и сейчас все как-то уладится. Саша так чувствителен к женским слезам… Но сегодня у меня заплакать не получилось — наверное, слишком устала после поезда. В голове так и стучит — та-та, та-та — от этих колес, и ноги опухли от долгого сидения, шутка ли сказать, столько часов в одном положении… Может, надо было взять плацкарту, но это ведь дороже…
Надя говорила все тише, пока совсем не умолкла. Я поняла, что она заснула, даже носом начала посапывать.
И что мне со всем этим делать? Возможно, она действительно была не пара Александру, и его мать была права, стараясь оградить его любой ценой. А разве я не старалась отговорить Эву от замужества с Гжегожем? Все делала, только бы этого не допустить. Матери все одинаковые. Но в этих обстоятельствах мое положение было другим — я была одной из сторон треугольника, хотя Надя и не относилась ко мне как к сопернице. По ее мнению, разница в возрасте между мной и Александром автоматически исключала меня из числа возможных претенденток на эту роль. Одновременно она хотела перетянуть меня на свою сторону своими откровениями. Я понимала, что она делала это неосознанно, что ей это подсказывал ее инстинкт.
А что подсказывает инстинкт мне? Только одно — я должна уйти с их дороги. А ведь я знала это с самого начала. Но все оттягивала момент — мне было так хорошо с Сашей. И ему, кажется, было хорошо со мной. Судьба или рок — не знаю, кто или что, — сделали так, что годы нашего рождения сильно не совпадали во времени…
В окнах посерело, из темноты начали проступать очертания предметов. Я встала и, стараясь вести себя как можно тише, принялась собирать чемодан.
Орли, двадцать минут пятого
Стою в очереди на паспортный контроль. Передо мной несколько десятков человек. Правда, очередь двигается довольно быстро.
Не знаю, как я буду думать о нас с Александром через пару дней, как оценю наш союз. И пойму ли когда-нибудь, как я могла согласиться на такие отношения. Я, обычно такая осторожная, осмотрительная, не склонная к скоропалительным решениям и вообще к каким-либо кардинальным изменениям в своей жизни. И вдруг — связь с молодым мужчиной, который на двадцать лет моложе меня. Это все равно что на каяке грести навстречу водопаду. Да, но этим мужчиной был Саша, наделенный природой всеми возможными достоинствами, причем такими, которые я больше всего ценила в мужчинах. Будто судьба одним махом вернула мне все, в чем до сих пор отказывала: любовь, дружбу, взаимопонимание, общность взглядов и чувств… Саше удалось сделать еще кое-что — помирить меня с дочерью. По крайней мере, мне теперь есть к кому возвращаться…
Подаю свой паспорт в окошечко и одновременно чувствую, что кто-то тянет меня за руку. Поворачиваю голову — Саша.
— Юлия, пожалуйста, прошу тебя…
Вырываю руку и беру свой паспорт. Выхожу за барьер — и тут вижу Сашино лицо. Лицо тяжелобольного человека. Запавшие щеки, огромные тени под глазами и сами глаза… Прошу, чтобы меня впустили обратно. Подхожу к Саше и кладу ему голову на грудь. Мы стоим так довольно долго.
— Я искал тебя по всем больницам.
— А я вот возвращаюсь в Варшаву. Меня ждет дочь.
— Не ждет. Она позвонила мне и сказала, где ты…
Москва, 7 апреля 1996 года
Дорогая моя Эва!
Вчера, «когда на Патриарших прудах заходило горячее весеннее солнце», я прогуливалась там уже как замужняя женщина — постепенно до меня это стало доходить. Однако все еще не могу избавиться от ощущения, что это происходит не со мной, что я участница не своей, а чьей-то чужой жизни.
С женщиной, которой я теперь стала, у меня так мало общего, что, думаю, меня прежней просто не существует. А может, и наоборот, я — это и есть она, нынешняя, новая. В Париже мне казалось, что я не поспеваю за своим телом, что оно опережает меня, а я тащусь за ним где-то позади, здесь мы как будто поменялись местами. Мое тело не в состоянии переварить всех тех чувств, которые теснятся во мне. Теперь оно боится, что не сможет соответствовать моим требованиям. Так что, как видишь, до перемирия еще далеко. Но оно не так уж и несбыточно.
Официальный брак мы оформили из практических соображений: Москва — не Париж, и Саше, как человеку с положением, а теперь еще и знаменитости, которая у всех на виду, неприлично жить под одной крышей с любовницей-иностранкой, да еще намного старше его. А крыша у нас в Большом Кондратьевском переулке. Это старый уголок Москвы, неподалеку от Белорусского вокзала. Обычно я пешком хожу до Тверской, бывшей улицы Горького, а когда езжу на метро, выхожу на станции Пушкинская. Из подземки поднимаюсь прямо у памятника Пушкину, который смотрит теперь на «Макдоналдс» на противоположной стороне. Картина, уму непостижимая. Ни моему. Ни Сашиному. И это первая причина, почему наш брак может стать удачным. Пока мы видимся только вечером — весь день напролет он проводит в своем институте. Это называется «организует работу нового отдела».
