Еще царил кромешный мрак, когда Пакеекее разбудил нас, и мы стали собираться в дорогу. Деревня спала, только приглушенный гул неугомонного прибоя нарушал тишину. Друзья уже навьючили двух лошадей нашим багажом. Оставалось свернуть пледы и положить сверху. Наш старый знакомый, гордец Туивета, нес корзины с закупленными у мистера Боба тушенкой, вареньем, леденцами, табаком и шоколадом. Не зря мы опустошили полки в магазине Боба: хотя Пахо кое-что унес накануне вечером, у нас было что подарить старику и его приемной дочурке.
Тиоти посоветовал нам никому не говорить, куда мы перебираемся. Он не доверял своим соплеменникам. Попрощавшись шепотом с Пакеекее и его гостеприимным кровом, мы тихонько спустились в бухту, сопровождаемые Тиоти, Пахо и двумя вьючными лошадьми. Несколько собак лениво потявкали, но из домов никто не вышел.
Провожатый — молодой паренек, лицо которого нам было знакомо, — ждал нас в условленном месте.
Нам не пришлось полюбоваться восходом, но облака из черных постепенно стали серыми, и видимость была вполне приличной. Серпантин вел по уже изведанным нами склонам и урочищам, но когда мы поднялись наверх, наш проводник взял руководство на себя. Поразмыслив, он свернул с главной тропы на боковую, которая шла прямо на восток, к самым высоким вершинам. Местами почва была сильно заболочена, в горном лесу пришлось преодолевать бурелом, а во второй половине дня продвижение затормозила бамбуковая роща, и мы шаг за шагом прорубали себе дорогу мачете. Толстые и тонкие, желтые и зеленые стволы плотно переплелись между собой и целились в нас острыми, как штык, срезами.
Тиоти не повезло: срубленный им толстый ствол бамбука в падении воткнулся ему же в кисть. Перевязывая кровоточащую рану листьями и лубом, Лив обратила внимание на правую лодыжку Тиоти и глазами подала мне знак, чтобы я тоже посмотрел. Да-а, грустная картина… Тиоти шел в длинных брюках, и правая брючина была разрезана внизу, чтобы вздувшаяся нога могла пролезть в нее. Веселый пономарь был поражен слоновой болезнью и старался это скрыть. С болью в душе продолжали мы путь на восток. Лишний раз нам стало очевидно, как важно уйти подальше от полчищ крылатых переносчиков заразы.
Там, где гора круто обрывалась в преисподнюю Уиа, в лицо нам со всей силы ударил восточный ветер. Дальше кони не могли пройти, и мы привязали их к деревьям, а сами продолжали движение. Наши спутники срезали себе по коромыслу и понесли багаж на голых плечах. Началось скалолазанье. По совершенно отвесной стенке влево уходил вырубленный человеческими руками карниз. Во многих местах тропка осыпалась, но наш проводник предусмотрительно захватил толстую жердь, из которой мы делали мостик.
Нам с Лив было страшно, и мы этого не скрывали. Но у нас не было выбора. Шхуна ушла сразу, как только высадила нас. В горах нельзя прокормиться, а наше жилье в долине Омоа заняли комары и мураши. Надо спуститься. И мы спустились.
На дне стиснутого кручами глубокого мрачного ущелья мы пробирались сквозь заросли кривого гибискуса вдоль бурной речушки. Пробирались по камням, не видя и намека на тропу. На полпути речушка вдруг ушла под землю. Вся до последней капли ушла. Потянулась сплошная каменная осыпь. А в устье долины вновь из-под камней выбился бурный поток и устремился между пальмовыми стволами к морю.
Пахо убежал вперед, оттуда донесся лай, и мы поняли, что мальчуган уже достиг хижины старика. Значит, немного осталось идти.
С каждым шагом долина раздавалась вширь и светлела. Кустарники сменились чудесной пальмовой рощей, за которой поблескивало море. Неожиданно выглянуло солнце. Мы ощутили свежее дыхание открытого океана. И среди высоких пальм увидели горстку озаренных солнцем низеньких хижин, построенных на полинезийский лад из бревен, с лиственной кровлей. Навстречу нам спешил обнаженный человек.
Старик Теи Тетуа бегал не хуже горного козла. Загорелый, обветренный, голый — только пах прикрыт каким-то мешочком на лубяной веревочке. Мускулистый и подвижный не по возрасту. В широкой улыбке сверкали зубы, такие же отменные, как на черепах, которые лежали у нас под нарами. С приветственным «каоха» я протянул ему руку; он схватил ее и смущенно рассмеялся, словно застенчивый мальчонка. Его буквально распирала сдерживаемая энергия, но после многих лет одиночества он не находил слов, чтобы выразить свои чувства.
— Есть свинью! — воскликнул он наконец. — После свиньи есть курицу. После курицы опять есть свинью!
С этими словами Теи Тетуа совсем по-юношески помчался вприпрыжку к постройкам и начал кликать своих полудиких, черных, косматых свиней. С помощью Пахо поймал одну из них лубяным арканом и заковылял к нам, неся на руках тяжеленного зверя, который громко визжал и яростно отбивался.
— Есть свинью, — весело повторил Теи Тетуа. Было очевидно, что для него это высшее проявление дружбы.
До поздней ночи сидели мы под кухонным навесом, уписывая зажаренную в земляной печи сочную свинину. Сидели на корточках вокруг трескучего костра и брали руками большие горячие куски мяса. Рядом со стариком примостилась его приемная дочурка ТахиаМомо. Совсем еще юная, а уже красавица с длинными черными волосами. Сверкая большими глазищами, она жадно прислушивалась к беседе взрослых. Да и сам Теи Тетуа излучал молодой задор, радуясь, что в его уединенной долине появились люди.
— Оставайтесь, — уговаривал он нас. — В Уиа много плодов. Много свиньи. Будем каждый день есть свинью. В Уиа хороший ветер.
Мы с Лив обещали остаться в его долине. Старик Тетуа и Тахиа засмеялись от радости и принялись составлять увлекательную программу на ближайшие дни Однако наши друзья из Омоа покачали головой.
— В Уиа совсем не так уж хорошо, — сказал пономарь. — Много плодов, много свиней, много ветра. Но в Уиа нет копры, нет денег. В Омоа — хорошо. Много домов, много людей. Много копры, много денег.
— Тиоти, — вмешался я, — а на что деньги, когда еды и без того хватает?
Пономарь широко улыбнулся.
— Так уж повелось. — Он пожал плечами. — Раньше обходились без денег. Теперь нельзя. Мы уже не дикари.
Старик затушил костер и засыпал угли золой. Меня и Лив проводили в хижину с земляным полом, и хозяин уступил нам свою циновку. Сам он с нашими спутниками намеревался спать в соседней хижине. Мы так и не узнали, для чего ему понадобились две хижины, но судя по цвету и твердости жердей, из которых были набраны стены, не исключено, что обе постройки стояли еще с той поры, когда у Теи Тетуа была более многочисленная семья.
Мы завернулись в пледы. Какое блаженство спать, не думая о комарах! Прибой шумел где-то совсем близко от щелеватых стен. В Омоа только в тихие ночи до нас над пологом леса доносилось далекое ровное дыхание моря. Здесь галечный пляж рокотал и и всхрапывал в том же ритме, но в этих звуках была такая мощь, словно мы лежали на одной подушке с океаном. Лесным жителям нужно было время, чтобы свыкнуться с гулом Нептунова царства.
Островитяне не торопились ложиться. Окружив тлеющие головешки, они вполголоса, чтобы не мешать нам, о чем-то оживленно переговаривались. Тиоти несколько раз произнес наши имена: видно, про нас говорил. Потом надолго взял слово старик Теи, он явно рассказывал что-то очень увлекательное. Может быть, наши спутники уговорили его поделиться воспоминаниями о поре каннибализма. Нам-то спешить было некуда, еще наслушаемся, а наши друзья собирались рано утром выходить в обратный путь.
