— Мерете Саннмо нашлась. Тридцатого ноября она села в самолет, вылетевший из Осло в Афины. Рейс авиакомпании «Люфтганза» с пересадкой в Мюнхене.
Гунарстранна встал.
— А Балло? — спросил он.
— Его имени в списках пассажиров нет.
— Пока не знаю. Возможно, Балло летел под вымышленным именем.
Лена Стигерсанн сверилась с записями.
— Двадцать восьмого ноября. В ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое, то есть с воскресенья на понедельник.
— В воскресенье Мерете Саннмо видели в Фагернесе. Она обедала в ресторане отеля с неизвестным мужчиной. В тот же вечер кто-то поджигает хютте Рейдун Вестли, и Элизабет Фаремо сгорает. Конец ноября, вечер воскресенья, так что свидетелей нет. Все, кто ездил туда на выходные, уже вернулись в Осло. Злоумышленники напали ночью. Они убили Элизабет Фаремо и попытались прикрыть убийство пожаром. В понедельник они возвращаются в Осло. Во вторник Мерете Саннмо — и, возможно, Балло — уже летят на самолете в Афины. — После некоторого молчания Гунарстранна спросил: — Уже связались с греческой полицией?
— Сделали все как полагается. Запросили Интерпол через наших коллег из криминальной полиции. В Афины факсом высланы фото и приметы Мерете Саннмо. Она ведь получила работу в стриптиз-клубе?
— В баре… Во всяком случае, если верить Фрёлику, официально она уехала именно поэтому. Списки пассажиров еще у тебя?
— Да.
— Может быть, нам удастся найти Балло под другим именем. Поищи, нет ли на том же рейсе Ильяза Зупака.
— Сделаю.
Глава 38
Франк Фрёлик долго искал записку, которую стриптизерша с дредами незаметно сунула ему в руку. Мятый клочок бумаги нашелся в заднем кармане брюк, которые лежали в ванной, в корзине для грязного белья. В записке был номер ее телефона. Почерк крупный, разборчивый. Восьмерку она выводила в виде двух кружочков — один на другом. «Интересно, что почерк говорит о ее характере?» — подумал Фрёлик, набирая номер.
— «Здравствуйте, это Вибеке. Сейчас я немного занята. Оставьте ваш номер, и я вам сразу перезвоню».
«Ну вот, теперь я наконец знаю, как тебя зовут». Фрёлик дождался звукового сигнала и произнес:
— Привет, Вибеке, это я, Франк. Спасибо тебе за все. Надеюсь, у тебя найдется время для… — Больше он ничего не успел сказать, потому что она сама ответила:
— Привет, Франк. Как хорошо, что ты позвонил!
— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал он.
— Как ты?
— Нормально, а почему ты спрашиваешь?
Она не стала отвечать; молчал и Фрёлик. Наконец собеседница не выдержала:
— Ты где?
— Давай встретимся, — предложил он.
— Сейчас я занята. А попозже — пожалуйста, когда угодно. Обычно я не встаю раньше двенадцати.
Он посмотрел на часы. Вторая половина дня.
— Может быть, завтра в час? Пообедаем вместе.
— Ты пообедаешь, а я позавтракаю. Где?
Фрёлик назвал первое, что пришло в голову:
— Давай в «Гранде»?
— Круто! Я не была в «Гранде» с детства. Меня водила туда бабушка, угощала пирожными «наполеон»… лет пятнадцать назад.
Лена Стигерсанн прижимала к груди тяжелую кипу документов.
— Куда их положить? — спросила она. Гунарстранна рассеянно посмотрел на нее.
— Так куда? — повторила она.
Он кивнул на стол в углу. Она, пошатываясь, направилась туда. В этот миг зазвонил телефон. Сняв трубку, Гунарстранна услышал взволнованный голос Иттерьерде:
— Гунарстранна, лед тронулся!
— Вот как?
— Картину не нашли.
— Да ведь мы ничего другого и не ожидали!
— Ну да, точно. Мы только что обыскали его контору. Помнишь, он говорил Фрёлику, что положил пять миллионов в ящик стола или в шкаф?
— Хочешь сказать, что денег там нет?
— Вот именно!
— Что ж, — сказал Гунарстранна, посмотрев на часы, — Нарвесен должен объясниться.
Он положил трубку и стал раскачиваться в кресле. Лена Стигерсанн, стоявшая к нему спиной и раскладывавшая бумаги, посмотрела на него через плечо.
— Ты прямо весь светишься, — заметила она. — Готовишь обвинительный акт?
Гунарстранна с хрустом потянулся и расплылся в улыбке.
— Сочный жареный инвестор, маринованный в убийстве и приправленный отмыванием денег! Боже мой, бывают времена, когда я обожаю свою работу. Представляю, как заскучаю на пенсии!
Гунарстранна весь вечер не вставал из-за стола. Его сотрудники по одному расходились по домам. Вечером они с Туве договорились поужинать у нее дома. Она просила его приехать к восьми, и ему больше нечем было убить оставшееся время. Когда инспектор наконец оторвал голову от бумаг, чтобы посмотреть на часы, он увидел, что на спинке стула у двери висит куртка Фрёлика. Он встал и толкнул дверь общего зала.
— Фрёлик!
Фрёлик отвернулся от копировальной машины и сказал:
— Пора сушить весла. Уже поздно.
Надевая пальто, Гунарстранна заметил:
— Я думал, ты уже сто лет назад ушел домой. — Он наблюдал, как его молодой коллега идет за курткой и заматывает шею шарфом. Потом вдруг спросил: — Фрёлик, сколько мы с тобой работаем вместе?
Фрёлик пожал плечами:
— Десять лет? Двенадцать? Тринадцать? Нет, не помню. А что?
Настала очередь Гунарстранны пожимать плечами. Фрёлик сказал:
— Ну, тогда я пошел.
— Я тоже ухожу.
Они снова посмотрели друг на друга.
— Что-то случилось? — спросил Фрёлик.
— Как ты думаешь, мы в чем-то облажались? — спросил Гунарстранна.
— А что?
— Тебе не кажется, что в этом деле что-то важное осталось без внимания?
— Может, надо вести себя осторожнее по отношению к Нарвесену?
— Мы уже несколько дней следим за ним, — ответил Гунарстранна. — Он в туалет не может сходить без того, чтобы об этом сразу же не стало известно. По словам наших агентов, по вечерам он из дома не отлучается. Сидит в гостиной и иногда спускается в подвал. Вот и все.
— Зачем он ходит в подвал? У него там мастерская? Может, плотничает на досуге?
— Не знаю.
