Сидя рядом с Сэмом, Энджи прислушивалась в темноте к его интонациям, чувствовала его надежность, тепло и близость. Ей трудно было забыть о его страстных поцелуях и прикосновениях его рук, ласкавших ее. И о его губах. О Господи! Его рот, дразнивший ее грудь и исследовавший сокровенные места на внутренней поверхности ее бедер. При одной мысли об этом ее обдавало жаром.
Но сегодня вечером беседа приняла другой оборот, и все пламенные воспоминания вылетели у Энджи из головы. Грудь ее сдавило, а во рту вдруг пересохло.
– Если ты не будешь работать, как мы станем оплачивать счета? – Под этим вопросом крылась охватившая ее паника. – Денег в баночках хватит только на одну-две недели. А что потом?
– Я буду продолжать идти по своей сильванитовой жиле. Она, похоже, многообещающая. Через пару дней, когда я получу результат анализа руды, все станет яснее. Продавать малые количества золотоносной породы невыгодно, но все-таки хватит на оплату счетов. Если жить экономно.
– Я думала, ты уже получил результат анализа.
Энджи казалось, что она постоянно перекладывает деньги из банки в банку, чтобы скопить на следующий анализ породы.
– Хотел бы я, чтобы одного анализа было достаточно. Но содержание золота может увеличиваться или уменьшаться на расстоянии всего нескольких ярдов. И постоянные анализы необходимы.
– Сэм? А что, если содержание золота в породе сойдет на нет?
Несколько минут он молчал.
– Мы не будем голодать, Энджи. Я этого не допущу. Ты ведь ничего не понимаешь ни в руде, ни в минералах, ни в горном деле. Поэтому я не стану просить тебя поверить в успех моей работы. Но прошу тебя верить в меня. Я ждал такого места, как это, с тех пор как приехал на Запад. Там есть золото.
Десять лет назад она сделала выбор – она недостаточно поверила в него, чтобы последовать за ним. Теперь у нее не было выбора. Верила ли она в него или нет, их судьба была связана с этим месторождением. Он не станет искать нового строительного подряда.
С минуту она наблюдала за тем, как лунный свет скользит по ее обручальному кольцу, потом обхватила ноги руками и оперлась подбородком на приподнятые колени.
– Сэм? Почему ты не рассказал мне о девочках?
– Не рассказал чего?
– Что ты их удочерил. Я думала, что ты их отец.
– Я и есть их отец.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Я встаю ночью, чтобы укутать их потеплее, я готовлю им завтрак и вожу их в школу. Я тот человек, кто дал им кров над головой и башмаки, которые они носят. Я беспокоюсь об их оценках и о том, что они едят и с кем играют. Я горжусь Люси, и у меня болит сердце, когда я вижу, как бегает Дейзи. Я учу их не лгать, не грубить и пользоваться салфетками. Когда-нибудь я буду тем человеком, кто станет отваживать недостойных поклонников. И наступит день, когда я поведу их по церковному проходу между скамьями к алтарю и передам в руки мужчинам, достойным их.
Это была самая длинная речь, какую Энджи довелось услышать от Сэма.
– Если это не называется быть отцом, то тогда, черт возьми, я не знаю, что значит им быть.
– Тебе незачем сердиться. Я на твоей стороне.
– Правда?
Она почувствовала его пристальный взгляд даже в темноте.
– Сегодня вечером, возвращаясь домой, я столкнулся с почтмейстером. Можешь мне объяснить, почему мы платим за два почтовых ящика?
Сердце Энджи упало.
– За свой ящик я плачу собственными деньгами.
Его молчание она поняла правильно – корень его недовольства крылся в другом.
– Я переписываюсь с несколькими друзьями, живущими в Чикаго, – ответила она наконец.
– Включая и Питера Де Грута?
– Да.
Она решила, что не станет лгать ему.
– Не буду извиняться, Сэм. Ты отнял у меня последние десять лет, но не сможешь отнять мое будущее.
– Ты все еще винишь меня за эти десять лет?
– Может быть, теперь я лучше понимаю твою точку зрения. – Она поколебалась, прежде чем продолжить. – Может быть, мы оба виноваты. Но дело в том, что ничего не изменилось.
Это не было правдой. Та ночь, что они провели вместе, преобразила все. Мир Энджи перевернулся. Она теперь не могла смотреть на Сэма, как раньше, да и на себя тоже. И к ее ужасу, лицо Питера, его черты постепенно изглаживались из ее памяти. С каждым днем они становились все более зыбкими и туманными.
Но преобразился только ее мир, и она не видела причины, почему должен был стать другим мир Сэма.
– Я не пожертвую своим будущим, оттого что несколько писем ранят твое самолюбие.
Она хотела услышать, что и мир Сэма тоже изменился. Но он не сказал ничего. В тишине слышен был стрекот сверчков. Слабые отзвуки веселья доносились из города. Где-то далеко залаяла собака. Сосед играл на гармонике какую-то печальную мелодию.
Сэм встал.
– Можешь писать кому хочешь, черт тебя возьми. – Он прошел мимо нее, спустился по ступенькам и направился к своей палатке. – Мне все равно, что ты делаешь.
– Хорошо. Я собираюсь продолжать переписываться с Питером.
Но ей хотелось бы, чтобы Сэму не было все равно.
Запрокинув голову, Энджи смотрела на луну сквозь набегавшие слезы. В день, когда она приехала в Уиллоу-Крик, все казалось предельно ясным. Тогда она знала, чего хочет.
Теперь же все стало непонятным и сложным.
Глава 15
В течение следующих десяти дней Сэм уходил из дома сразу после завтрака и не возвращался с Голд-Хилла до темноты. У него еще оставался час, чтобы насладиться обществом своих дочерей, прежде чем их укладывали в постель. В то время, что он проводил с девочками, Энджи шла в свою спальню и закрывала за собой дверь или сидела в кухне и при свете лампы на кухонном столе шила или писала письма. Она старалась не обращать на него внимания.
Он говорил с ней не больше, чем было необходимо. Если ему удавалось продать пару мешочков золотого песка, он клал вырученные деньги рядом с раковиной, прежде чем отправиться в город ужинать в одном из салунов. После того как он два раза подряд проигнорировал стоящий на плите горшок с едой, Энджи перестала оставлять ему ужин. Если бы Энджи спросила, он бы сказал, что на следующей неделе будет больше денег. На этой он отложил довольно много на покупку бревен, чтобы залатать течь в своей золотоносной яме. Но она не спросила. Все, что Энджи сказала, было правильно. Они были женаты, и в этом не могло быть сомнений, но не были мужем и женой, и это тоже было правдой. Он не имел права говорить ей, кому писать, а кому нет. Он был не вправе чинить препятствия на ее пути к будущему счастью.
А к нынешнему дню он понимал, что она поступила мудро, не подчинившись его требованию купить материи на новые платья для девочек. Он сердился на нее за это, пока не подсчитал деньги в стеклянных баночках и не понял, что его гордость неуместна. Теперь она распорола еще несколько своих платьев, чтобы сшить Люси и Дейзи школьную одежду на осень.
