– О, я подумал, что вы о другом, – спохватился тот. – Так, ничего особенного, Прендергаст. Забудьте, – добавил он и положил трубку.
Вернулась мисс Поттс:
– Финдиректор ждет, председатель.
– Зовите.
– Хорошие новости слышали, Рэй? – спросил Хьюго, когда Комптон вошел.
– Конечно, председатель, и они поспели как раз вовремя.
– Боюсь, я не совсем понимаю…
– На следующем собрании правления вам предстоит подвести годовые итоги, и крупных убытков не скроешь, однако новый контракт гарантирует, что в следующем году мы выйдем в плюс.
– Добавьте еще пять лет, – напомнил ему Хьюго, победоносно помахав письмом министра. – Распишите-ка повестку дня для этого собрания, но только ни слова о государственном контракте. Я сам объявлю.
– Воля ваша, председатель. Я позабочусь, чтобы все документы лежали на вашем столе завтра к полудню, – ответил Комптон и удалился.
Хьюго перечитал письмо министра в четвертый раз.
– Тридцать тысяч в год, – проговорил он вслух, и в этот момент опять зазвонил телефон.
– На линии мистер Форстер из агентства недвижимости «Сэйвилс».
– Соедините.
– Доброе утро, сэр Хьюго. Моя фамилия Форстер. Я старший партнер компании «Сэйвилс». Мне кажется, нам следует встретиться, чтобы обсудить ваши распоряжения по продаже Баррингтон-холла. Не угодно ли позавтракать в моем клубе?
– Можете не беспокоиться, Форстер. Я передумал. С этого дня Баррингтон-холл не продается, – сказал Хьюго и повесил трубку.
Остаток дня он провел, пачками подписывая письма и чеки, и навинтил колпачок авторучки только после шести вечера.
Когда мисс Поттс вернулась за корреспонденцией, Хьюго велел:
– Зовите Танкока.
– Да, сэр, – ответила мисс Поттс с ноткой неодобрения.
В ожидании Танкока Хьюго опустился на колени, распахнул чемодан и уставился на деньги для выживания в Америке до прихода суммы, вырученной от продажи Баррингтон-холла. Теперь эти же восемьсот фунтов помогут обрести состояние на Брод-стрит.
При стуке в дверь Хьюго захлопнул крышку и поспешно вернулся за стол.
– К вам Танкок, – доложила мисс Поттс.
Докер уверенно пересек кабинет и остановился у председательского стола.
– Что за срочные новости? – спросил Хьюго.
– Вы задолжали мне еще пятерку, – ответил Танкок, победно сверкнув глазами.
– Я тебе ничего не должен, – возразил тот.
– Разве я не уговорил сестру продать вам землю?
– Мы договаривались о двухстах фунтах, а кончилось тем, что мне пришлось заплатить в пять раз больше, так что ничего я тебе не должен. Вон из моего кабинета, ступай работать!
Стэн не двинулся с места.
– А еще я принес письмо, как вы просили.
– Какое письмо?
– То, которое наша Мэйзи получила от доктора с американского судна.
Хьюго совсем забыл о письме соболезнования от сослуживца Гарри Клифтона и счел, что оно потеряло всякое значение, раз Мэйзи согласилась на продажу.
– Дам тебе за него фунт.
– А обещали пятерку.
– Если хочешь сохранить работу, проваливай из моего кабинета, Танкок.
– Ладно, ладно, – стушевался Стэн, – забирайте за фунт. Мне оно без надобности.
Он вытащил из заднего кармана мятый конверт и протянул председателю. Хьюго вынул из бумажника десятишиллинговую банкноту и положил на стол.
Стэн не двигался с места, пока Хьюго прятал бумажник во внутренний карман и вызывающе смотрел на Танкока.
– Или письмо, или десять шиллингов. Выбирай.
Стэн сгреб банкноту и пошел прочь, что-то ворча под нос.
Хьюго отложил конверт, откинулся на спинку кресла и задумался о том, как он распорядится деньгами от сделки по Брод-стрит. Покончив в банке с бумагами, он отправится через дорогу в автосалон. Ему приглянулся двухлитровый четырехместный «астон мартин» тридцать седьмого года. Затем прокатится по городу и навестит своего портного – он так давно не шил себе костюма, что даже не помнил, когда это было в последний раз; затем будет ланч в клубе, где он закроет свой неоплаченный счет. Днем пополнит винный погреб в Баррингтон-холле и, может быть, даже выкупит из ломбарда кое-какие драгоценности, о которых так сокрушается мать. А вечером…
В дверь постучали.
– Я ухожу, – доложила мисс Поттс. – Хочу успеть на почту до семи, к последней доставке. Я вам еще нужна?
– Нет, мисс Поттс. Я завтра приду попозже, у меня в девять встреча с мистером Прендергастом.
– Конечно, председатель.
Когда за ней закрылась дверь, взгляд Хьюго упал на мятый конверт. Серебряным ножичком для писем он вскрыл его и вынул одинокий листок бумаги. Глаза нетерпеливо пробежались по страничке, выискивая важное:
Нью-Йорк,
8 сентября 1939 года
Дорогая мама!
…я не умер, когда затонул «Девонец»… меня вытащили из воды… тщетная надежда, что я когда-нибудь докажу, что моим отцом был Артур Клифтон, а не Хьюго Баррингтон… Умоляю тебя хранить мою тайну так же непоколебимо, как хранила свою.
Твой любящий сын
Гарри
У Хьюго кровь застыла в жилах. Все свежие победы мгновенно поблекли. Это письмо не из тех, что ему захочется перечитать, а главное, оно не предназначено для чужих глаз.
Он вытянул верхний ящик стола, достал спички, зажег одну и, держа письмо над мусорной корзиной, не разжал пальцев, пока хрупкие черные хлопья не обратились в пыль. Его самая ценная покупка стоимостью десять шиллингов.
Теперь Хьюго был уверен, что он единственный, кому известно о том, что Клифтон жив, и он не собирался ни с кем делиться своим знанием. В конце концов, если Клифтон сдержит слово и будет жить под именем Тома Брэдшо, кто еще в состоянии узнать правду?
Внезапно ему стало не по себе: он вспомнил, что Эмма до сих пор в Америке. Могла ли она как-то проведать, что Клифтон выжил? Нет, это невозможно – она же не читала письма. Он должен выяснить, зачем дочь отправилась в Америку.
Хьюго принялся набирать номер Митчелла, но услышал в коридоре шаги. Он опустил трубку на рычаг, решив, что это ночной сторож идет проверить, почему в его кабинете горит свет.
Дверь открылась, и на пороге возникла женщина, которую он надеялся больше никогда не увидеть.
– Как тебе удалось миновать охрану? – спросил он.
– Я сказала, что председатель назначил нам встречу… очень позднюю встречу.
