— Попробуйте, — предложил Итье.
Жанна съела несколько виноградин.
— Кожица толстая, — заметила она. — Воды не слишком много, вам не придется долго настаивать сусло на мезге.
— Точно, — сказал Итье. — Всего дня три, если погода хорошая. Это вино прекрасно сохраняется, три года самое малое. И подогревать его совсем не обязательно, — добавил он, подмигнув Францу Эккарту и Жозефу.
Те удивились, и тогда Итье объяснил, что многие виноградари подогревают вино, чтобы улучшить вкус. Часто они добавляют тмин или смородиновый и вишневый сок.
— Значит, это вино выдерживает перевозку? — спросила Жанна.
Она знала, как портится вино, путешествующее в бочках на повозках или баржах, от постоянной тряски. Через триста лье достойный напиток превращается в бурду, которую можно использовать только для домашнего потребления.
— Гм! — проворчал Итье. — Перевозка, тоже мне дело большое! Наше вино все-таки держится до Анжера, Тура, Лиможа и Пуатье. Я там бывал и пробовал его, оно много лучше других, которые и четверти такого пути не проделали. Думаю, это особый талант нашего управляющего винодельней.
Тот как раз шел следом за одним из виноградарей, несшим корзину, и с задумчивым видом жевал ягоды. Это был шестидесятилетний старик с лисьими глазками.
— Пуза! — крикнул Итье.
Тот приблизился, грузно ступая, и смерил взглядом сначала Жанну, потом ее спутников.
— Наша хозяйка, — сказал Итье. — Хочет посмотреть, как мы собираем урожай.
Старик снял шапку из серого кролика, первоначальную форму которой угадать было невозможно, и выжидающе улыбнулся, отчего морщины на щеках стали глубже.
— Хозяйка хочет узнать, почему наше вино выдерживает перевозку.
Пуза почесал за ухом и задумчиво перевел взгляд на Жоашена, который в двадцати шагах от них с любопытством склонился над виноградной лозой.
— Надо разливать его в бочки до жары, — сказал он, наконец. — Коли перегреется, станет слабым. Немногие это знают.
— Пуза следит за брожением, словно повитуха, — добавил Итье.
Они покинули виноградник и направились к винодельне. Жанна была поражена: она помнила, как выглядела винодельня, когда приехала посмотреть ферму больше сорока лет назад.
С тех пор она тут не бывала. Ей стало ясно, что Итье дельно распорядился деньгами, полученными от нее на строительные работы, ибо она порой спрашивала себя, не прикарманивает ли он часть. Но нет, он даже добавил из своих. Под длинным роскошным навесом, ведущим к винодельне — новым красивым постройкам с толстыми каменными стенами, — бочар затягивал железными обручами бочку.
— Прекрасный дуб, — сказал Итье, погладив дерево. — Смотрите, хозяйка: ни единого сучка.
Жанна кивнула.
— Что вы делаете со старыми бочками? — спросила она.
— Они рассыхаются и ни на что не годятся. Мы их сжигаем. Утку поджарить — лучше не придумаешь!
В помещении царил сильный пряный запах: один из виноградарей держал бочки над огнем из можжевеловых веток; этот дымок придаст особый вкус вину.
Они вновь сели на лошадей и поехали на соседнюю ферму, Гран-Бюссар, где Итье велел приготовить легкий обед.
— Вы помните Бертрана Гонтара? — спросил Итье.
— Старшину городского совета Ла-Шатра?
Еще одно воспоминание из далекого прошлого.
— Ферму арендует его сын.
Жанна поискала взглядом Жоашена и Жозефа.
— Где они? — спросила она.
— Жозеф сказал мне, что они хотят осмотреть окрестности.
Отведав паштета из зайца и выпив стакан доброго вина у молодого Гонтара, Жанна и Франц Эккарт вернулись в Ла-Дульсад. Жоашена и Жозефа все еще не было. Жанна встревожилась, но Франц Эккарт, казалось, был совершенно спокоен и за отца и за сына.
— Не могу я ужинать, — в волнении сказала она. — В здешних местах полно волков.
— Не думаю, что им угрожает опасность, — отозвался Франц Эккарт. — Волки, наоборот, будут защищать их.
Жанна пыталась побороть мрачные предчувствия.
— Давай поищем их, — сказала она, сама понимая нелепость своего предложения.
— Искать иголку в стоге сена! — возразил он. А затем добавил:
— Насколько я знаю своего отца, он отправился к какому-нибудь водоему.
— Водоему?
Внезапно она вспомнила пруд недалеко от фермы Гран-Бюссар, в лесу Шантелуб, где некогда провела очень долгое время — сразу после смерти Дени. Чертово болото. Внезапно перед ней вновь возникли густые туманные тени, окружившие ее и принесшие ей душевное спокойствие. Да, Жоашен и Жозеф должны быть именно там.
— Едем, — сказала она, ни секунды не задумываясь о том, как опасно передвигаться верхом в ночном лесу.
Насколько она помнила, место это находилось в четырех или пяти лье отсюда. Франц Эккарт последовал за ней в конюшню.
— Ты хоть знаешь, куда ехать? — спросил он.
— Кажется, я знаю пруд, где мы их найдем, — сказала она, ставя ногу в стремя. — На Чертовом болоте.
Она вскочила в седло, выехала на хорошо знакомый ей мостик, который Итье отстроил заново, галопом ринулась в темноту и вскоре оказалась на дороге. Франц Эккарт держался рядом, не говоря ни слова. Ночь была ясная и прохладная.
В какой-то момент она сбавила ход: они въехали в лес Шантелуб. Теперь они продвигались шагом между деревьев. Испуганная лань при их приближении умчалась прочь.
Она не знала, сколько времени ехали они так по лесу. Сердце у нее билось, она сама не знала почему. Ей хотелось плакать. Внезапно она заметила впереди слабый свет. Увидел ли его Франц Эккарт? Она повернулась к нему: он выглядел очень серьезным.
Стало чуть светлее: они въехали в пелену сероватого тумана, похожего на распустившуюся в ночи громадную жемчужину. Деревья утратили четкость очертаний. В самой гуще этого тумана она уловила некий трепет. Усилившаяся прохлада указывала на близость воды. Подавив крик, она натянула поводья и спешилась. Франц Эккарт последовал ее примеру.
Она приблизилась к кромке воды. За ее юбку цеплялись сучья. В тумане трепетали светоносные формы. Жанна схватила Франца Эккарта за руку.
Она смотрела, как эти гибкие текучие фигуры вибрируют при малейшем дуновении ветра.
— Где же они? — сдавленным голосом спросила она.
Он сжал ей руку.
— Тише, — ответил он вполголоса. — Они недалеко.
Ветерок, теребивший туман, местами рассеял его. Фигуры взметнулись вверх. Сквозь эту разорванную пелену Жанна заметила на противоположном берегу два силуэта — на сей раз живых людей. Жоашен и Жозеф.
Франц Эккарт зажал ей рот ладонью.
