Среди океана трав петляла медлительная равнинная река, чьё главное русло распадалось на множество рукавов и протоков.
Тот, кем сейчас был Цимбаларь, парил, словно птица, в вышине, медленно приближаясь к обширному человеческому поселению, занимавшему самый большой речной остров и находившуюся напротив него береговую полосу.
До земли было так далеко, что каждый отдельный человечек казался муравьём, но тем не менее он видел всё удивительно чётко, вплоть до мельчайших подробностей.
Селение было застроено круглыми островерхими хижинами, лепившимися друг к другу, словно ласточкины гнёзда. Его береговую часть со стороны степи защищал земляной вал, по верху которого шёл высокий плетень. Там же торчали примитивные сторожевые вышки.
Посреди островного посёлка возвышался резной деревянный столб, увенчанный изображением рыбы. Гладь реки была усеяна лодками-долблёнками, с которых закидывали в воду сети.
Сразу бросалось в глаза, что посёлок населяют исключительно чернокожие люди, одетые в звериные шкуры и накидки из растительных волокон. Но это была совсем не Африка, что ощущалось буквально во всём – и в неприветливом осеннем небе, и в тусклом свете невидимого солнца, и в порывистом ветре, безжалостно треплющем траву, и в самой траве, похожей на гигантскую осоку.
Внезапно посёлок охватила тревога, явно пришедшая со стороны степи. Костры, горевшие среди хижин, погасли. Дети и женщины переправлялись на остров. Туда же устремились и рыбачьи лодки. Мужчины, вооружённые копьями, дротиками и каменными топорами, лезли на вал.
Травы в степи странным образом шевелились, совсем как волосы у завшивевшего мертвеца. Огромные массы людей, пока ещё недоступные взору Цимбаларя, приближались к посёлку. Над зеленовато-серым океаном плыли лишь воздетые на шесты черепа лосей и медведей.
Но прежде чем первые ряды захватчиков достигли оборонительного вала, вдали показались стада бурых косматых чудовищ, чем-то похожих на слонов, но отличавшихся от них могучими крутыми загривками и иным изгибом бивней. На спинах мамонтов восседали бледнолицые воины, чьи головы украшали оскаленные волчьи морды, а голые торсы были разрисованы сажей и охрой. В отличие от чернокожих рыбаков, их вооружение состояло из луков, копьеметалок и медных топоров.
Светлокожие, сопровождаемые множеством злых лохматых собак, хлынули на вал. В считаные минуты они смели и сторожевые вышки, и плетень, и его защитников. Кровью мертвецов победители смазывали свои тела. Собаки терзали раненых. Отрубленные головы при помощи копьеметалок швыряли вслед тем, кто успел добежать до лодок и сейчас переправлялся на остров.
Как и в прошлый раз, сражение происходило в абсолютной тишине – воины беззвучно разевали рты, вопя от торжества или от боли, стрелы и дротики беззвучно вспарывали воздух, топоры беззвучно врубались в человеческую плоть.
Теперь противников разделяла речная протока, через которую в обоих направлениях тучами летели стрелы, дротики и каменные ядра пращей. Однако стрелы пришельцев разили дальше и точнее, чем оружие аборигенов.
Между тем к реке подошли боевые мамонты, и началась переправа. Косматые исполины бесстрашно входили в воду, которая даже на стрежне не покрывала их спины.
Чернокожие с берега бросали в мамонтов остроги, горящие дротики, а бледнолицые седоки в ответ пускали стрелы, каждая из которых в этой давке находила свою жертву.
Однако у самого берега захватчиков ждал неприятный сюрприз. Передовые мамонты с ходу напоролись на острые колья, врытые под водой. Серьёзно пострадали лишь два или три исполина, но они подняли такой вой (Цимбаларь, по-прежнему не слышавший ни звука, мог только догадываться об этом), что их товарищи впали в панику, смертельно опасную для всех окружающих.
Одни мамонты бросались назад, топя плывущих воинов, другие волчком крутились на месте, сбрасывая седоков. Положение спасли старые вожаки, бивнями вывернувшие колья и этим расчистившие путь к наступлению.
Началось побоище, исход которого был предрешён численным превосходством, лучшим вооружением и боевым духом пришельцев.
Цимбаларь, а вернее его новая сущность, обладавшая совершенно удивительными свойствами, опустилась к самой земле, и теперь все перипетии схватки были перед ним как на ладони.
Аборигены, защищавшие свои дома и свои семьи, сражались на удивление вяло, как бы из-под палки, словно заранее смирившись с неизбежным поражением. Бледнолицые, наоборот, рубились с остервенением, можно сказать, с пеной у рта, не щадя ни мужчин, ни женщин, ни детей. Это была война не за рабов и не за добычу, это была война на уничтожение.
Всё новые и новые толпы захватчиков переправлялись на остров. Упал тотемный столб, подрубленный бронзовыми топорами, а его место занял шест, украшенный медвежьим черепом. Хижины вспыхивали одна за другой.
Мамонты, поджимая легко уязвимый хобот, расшвыривали аборигенов огромными бивнями, а потом топтали ногами, похожими на дубовые стволы. Меткие стрелы догоняли тех, кто пытался спастись на лодках.
С высоты двадцати-тридцати метров Цимбаларю был прекрасно виден не только весь остров, но и дно реки, где в гуще водорослей лежали человеческие тела, из которых тёмным дымом вытекала кровь.
Тем временем небо на западе расчистилось, и среди туч показалось низкое неласковое солнце. Его блики заиграли на воде, окрашивая волны в багряный цвет. Вниз по течению плыли перевёрнутые лодки, трупы, ещё не набравшие в свою утробу достаточное количество балласта, бурые островки мамонтовых тел.
К шесту с медвежьим черепом привели седого человека в накидке из птичьих перьев, наверное, местного вождя. Он сам послушно лёг спиной на низвергнутый тотемный столб, дугой выпятив грудь и запрокинув голову. Сверкнул медный нож, и ещё трепещущее сердце, вырванное из вспоротой грудины, было поднесено на копье клыкастому кумиру.
Вновь, как и в случае с разгромом конвоя, ни одно чувство не тронуло душу Цимбаларя – ни ужас, ни жалость, ни отвращение. Он был сейчас кем-то вроде случайного прохожего, равнодушно взиравшего на сражение двух разных муравьиных видов.
Багряное сияние между тем становилось всё ярче и нестерпимее. В нём уже тонули и степь, и река, и небо, и посёлок. Затем из этого зловещего света возникли четыре циклопические фигуры, не имевшие лиц.
Они приближались.
Они были так ужасны, что крики окружающих вернули Цимбаларя из мира иллюзий в заснеженную, подёрнутую сумерками Чарусу.
Люди выглядели так, словно только что очнулись от кошмарного сна. Одни были ошарашены, другие подавлены, третьи вообще не соображали, как и почему они здесь оказались.
Фольклористка исчезла – не сказать, что бесследно. На том месте, где она стояла пару минут назад (прежде чем впасть в транс, Цимбаларь успел глянуть на часы), валялась верёвка, сохранившая все свои узлы. По-видимому, Изольда Марковна была талантливой последовательницей небезызвестного Гарри Гудини.
