Хелен смотрела на огонь, держа в руке пустой стакан, когда услышала, что дверь открывается.
— Джон!
— Привет, Хелен! Мне нужно выпить и найти место, где можно сделать пи-пи, или и то и другое, в любом порядке.
Она поднялась и обняла его.
— Как я рада тебя видеть!
— И я рад. Они тебя насильно здесь держат?
— Вроде того. Хотя я сама пришла. Я знала, что он в беде.
— Ещё в какой.
— С Велмой все в порядке?
— Да, стаканчик красного вина, и она отключилась.
— Джон, зачем ты здесь?
— Чтобы спасти задницу этого идиота.
— А ты можешь это сделать?
— Не знаю. Кажется, могу.
Она присмотрелась.
— Джон, вокруг твоей головы что-то такое, похожее на пламя. — Она отошла назад. — Да и вокруг всего тела тоже.
— Аура. Ты понимаешь в аурах?
— Нет. А что все это значит?
— Это значит, что я готовлю на газу. Не знаю я, что это значит, но чувствую себя замечательно. Ощущаю вибрации. И получаю больше клетчатки в рационе. У тебя есть чего-нибудь выпить? — Вон там вино. Карни взял бутылку и отпил из горлышка. — Извините, — сказал он, вытирая рот рукавом, — но мне нужно держать определенную концентрацию.
— Джон, ты в запое? Ты же никогда много не пил.
— Просто пьяный кураж.
— Тут будет драка?
— Будет битва эпического масштаба. Дионис встречается с Годзиллой и ещё несколькими отборными бойцами. Хорошо бы, чтоб тебя при этом не было.
— Три минуты, — сказал Твил, глядя на часы. Он выглядел очень встревоженным.
— Джон, сделай что-нибудь, — попросила Хелен.
— Не беспокойся. Хочешь выпить?
— Нет. — Она села на кушетку. — Он просил меня выйти за него замуж.
— И что ты ответила?
— Я сказала «да». Хотя это было условное «да».
— Ты любишь его?
— Это вечный вопрос, правда? Я никогда не могу ответить на него. Не знаю, могу ли я любить кого-нибудь.
— Можешь, если любишь саму жизнь. Существование.
— Может, и не люблю, — произнесла она. — Иногда я боюсь жизни.
— Все мы иногда боимся. А сейчас?
— Наверное, я не люблю жизнь.
— Ну, научишься. Хотя время сейчас мало подходящее для заумных дискуссий. — Карни хлебнул ещё и взглянул на Хелен. — О чем ты думаешь?
— О том, как вернусь домой, в Иллинойс. Иногда ужасно скучаю по дому.
— А чем ты там зарабатываешь на жизнь?
— Работала на фабрике чипсов. По ночам пела в ресторанах. Во всяких притонах. В одном, например, танцевала с голой грудью.
— Фабрика чипсов?
— Да. Чипсы, сухарики в пакетиках, всякое такое.
— И что ты там делала?
— Работала дегустатором. Но все бросила, чтобы попасть сюда.
Он взял её за подбородок.
— Неужели это лицо девушки, которая пережевала тысячи чипсов и перепела во всех стрип-барах Иллинойса?
— Представь себе.
— Все, что не связано с тобой, Хелен, все вульгарно.
— Джон. — Она нежно его поцеловала.
— Ещё один поцелуй, — сказал он, — и я стану долгожителем, как Мафусаил.
— Две минуты, — произнес Твил, не отрывая взгляда от часов на стене. На лбу его выступили капельки пота — свидетельство беспокойства и страха.
Дом завибрировал.
— Держись покрепче и постарайся не бояться. — Карни похлопал Хелен по руке.
Он встал и начал мерить шагами комнату, то и дело поднося бутылку ко рту. Осмотрел картины, дорогие вазы, статуэтки и всякие безделушки.
— Одна минута. Жить всего минуту. О боги! Дядя Кармин, спаси меня!
— Спокойно, малыш!
Дом дрогнул, как от землетрясения. Картины попадали со стен, вазы закачались, витрина рухнула, бесценные раритеты разлетелись |по всей комнате. Мебель заплясала, съезжая с мест.
Карни поднял Велму с кушетки и перенес её в угол, к Хелен, потом поманил Хелен и усадил её возле Велмы. Перед ними он водрузил высокий комод в стиле «Чиппендейл».
— Тридцать секунд! Боги, спасите меня! Я не хочу умирать! Не хочу вечно гореть в аду!
Твил стоял на коленях перед часами, прижав к вискам сжатые кулаки, закрыв глаза, чтобы не видеть наступающего ужасного момента.
Раздался треск ломающегося, крошащегося дерева, и пол в центре комнаты провалился; в эту пропасть полетели лампы, мебель, ковры. Из бездны вырвались языки пламени. Яма достигла подвала и пошла дальше, глубже; из недр вырывался огонь. Запахло дымом и серой.
Карни бросил в отверстую бездну бутылку. Потом встал на краю и расстегнул ширинку.
Твил все ещё не поднялся с колен. Приоткрыв рот, он смотрел на яму. Пламя ослепляло его, но он не мог отвести взгляда от того, что поднималось из бездны.
— О, это жутко! Закройте, закройте! Дым и пламя сложились в фигуру, которую невозможно описать. Все, что можно было понять, — что она напоминала человеческую.
Чудовище уставило на Твила палец с длинным когтем.
— Ты, вонючая куча! Давай сюда, живее! Возле лица призрака появилась бледно-желтая дугообразная струйка.
— Эй, это что ещё…
Карни, блаженно улыбаясь, опорожнял мочевой пузырь прямо в адское пламя.
— Эй, ты! Ты что это делаешь, а?
— Когда тебе надо… — начал Карни.
Снизу стали подниматься густые клубы пара. Они всплыли к потолку и заполнили комнату.
— Ты что! Ты же не можешь вытаскивать где попало и мочиться, где захочешь. Там, внизу, люди живут!
— Да, им мое пи-пи не очень понравится. Испорчу им настроение.
— Не в этом дело. Дело в том, что никому не позволено мочиться на чужую собственность. Что, если я приду к тебе в бильярдную и навалю кучу на столе?
Карни довольно закряхтел.
— Знаешь, когда долго терпишь, потом кайф, как при оргазме. Ты меня понимаешь?
Пар поднимался белыми облаками, заволакивая все вокруг. Карни продолжал свое «мокрое дело», выписывая струей кренделя.
Наконец он изверг все, что накопилось. Ещё немного капелек, и он заправился и застегнул штаны.
Через некоторое время пар рассеялся. Пламя погасло. В яме обнаружился закопченный черный камень, нестерпимо воняющий.
Призрак отчасти рассеялся, но голос ещё звучал:
