Маркус стоял посреди зала. Ему вдруг стало не по себе. Кто-то есть рядом, кто-то смотрит, перемещается. Краем глаза он заметил чью-то тень. Это был Евгений Пешков. Увидев Маркуса и сочтя, что тот его не заметил, он скрылся под лестницей. Маркусу захотелось окликнуть его, но он передумал. Ему стало немного досадно, что Евгений прячется от него, хотя у него никогда не было стремления подружиться с отцом Лео. Может, дать ему немного денег, скажем, фунт? Возможно, девушки забыли это сделать. Но он сразу отверг эту мысль. На сегодня все, что им остается, это — избегать друг друга, не узнавать друг друга, пристыженно отворачиваться друг от друга.
Маркус пошел наверх по ступенькам. Он старался ступать тихо, но шаги все равно отдавались негромким эхом. «Вот и кабинет Карла», — подумал он, подойдя к какой-то комнате. Из распахнутой двери падал солнечный свет. Комната была совершенно пуста, и пыль толстым слоем уже успела покрыть пол. Ничто здесь больше не напоминало ту темную пещеру, где он в последний раз видел брата живым и где Карл нанес ему удар, показавшийся несомненным знаком любви. Действительно ли это была любовь? Он предпочел не вдумываться.
Он подошел к окну. Шпили городских строений посверкивали на солнце, как будто крохотные звездочки загорались на них то здесь, то там. Маркус начал думать о Джулиане. Он увидел его отчетливо, как давно не видел — грациозным, совсем юным мальчиком. Они любили его. Они любили друг друга, все трое. Теперь и Карл ушел, отдалился так быстро, словно спешил отыскать путь к Джулиану там, в далекой стране юности. Остался только он, Маркус, отягощенный этими смертями, этими жизнями. Теперь только внутри него все то, что было когда-то в них неповторимого, жило и разрасталось.
Позади раздался какой-то шорох. Он резко обернулся. В дверях стояла женщина. На ней было элегантное синее твидовое пальто, пушистые, тронутые сединой волосы выбивались из-под крохотной синей шапочки. Она появилась так неожиданно, стояла так неподвижно, смотрела с таким изумлением, что Маркус невольно подумал: это призрак. Она сделала какое-то движение. Эти широко расставленные, восторженные глаза… Такие знакомые. И вдруг отозвалась память.
— Антея!
— Маркус?
— Не верю своим глазам! Откуда ты? Ты нисколько не изменилась.
— И ты не изменился, ни капли!
— Но где ты пропадала все эти годы? И что ты здесь делаешь? Вот уж кого не ожидал здесь встретить.
— Я работаю в этом районе. В социальной службе, психиатр.
— Социальный работник, психиатр! Но почему же мы с тобой не встретились раньше, почему я о тебе ничего не слышал?
— Ну, может, и слышал. Миссис Барлоу — это я. Ты же не знал мою фамилию по мужу.
— Боже правый, так вот кто такая миссис Барлоу!
— Да, та самая ужасная особа!
— Ну что ты, что ты! Антея, ты все еще в коммунистической партии?
— Нет. Но и христианкой меня, честно говоря, не назовешь. Сейчас я ближе к буддизму.
— Но почему ты не давала о себе знать? Понимаю, что это было так давно…
— Так давно, что стоит задуматься: ворошить ли прошлое? А вообще-то я только недавно вернулась в Лондон. И с тех пор занималась одним необычным делом. Понимаешь, это имело отношение к Карлу…
— Карлу?
— Да. Епископ настоятельно просил меня увидеться с Калом и составить отчет о его здоровье. Но все должно было оставаться в тайне. Мне следовало явиться как бы по делам прихода. Епископ очень беспокоился…
— Удивительно, что епископ попросил именно тебя. Что за совпадение…
— Это не совсем совпадение. Епископ знал, что я знакома с Карлом. Он счел, что это намного облегчит задачу. О, епископ знает все о нас, смертных!
— Но до чего странно. Карл был страстно влюблен в тебя когда-то, ты знаешь? То есть все мы были влюблены, Джулиан, я… Ты доставила нам столько тревог!
— Знаю.
— А Карл знал, что ты здесь?
— Нам не довелось встретиться.
— Но ты могла написать ему.
— Писала, но он не отвечал. Он замкнулся в себе совершенно.
— Как странно. И невероятно печально.
— Он так и не узнал.
Маркус посмотрел на Антею. Конечно, она изменилась. И при этом осталась все той же — восторженной, слегка взбалмошной, несносной девчонкой. Значит, теперь она занимается психиатрией. Ну что ж, неплохо. Он рассказывал Норе, что та девушка была странной. Она такой и осталась. Но он любил ее.
— Прости, что я не написала тебе, Маркус. Понимаешь, Карл был…
— Понимаю.
— Но я как раз собиралась тебе написать. У меня масса новостей о Лео.
— Лео? Так ты с ним знакома?
— Да, мы большие друзья, я и Лео.
— Но как же вы познакомились?
— О, это длинная история. Он приходит ко мне со своими маленькими заботами. Он был обделен материнским теплом. И время от времени я даю ему немного взаймы.
— Взаймы? Интересно, для чего? На девушек, на мотоцикл, не так ли?
— Нет, нет. Деньги нужны ему для работы в Лестере.
— И что же он там делает?
— В Лестере он занимается малолетними правонарушителями. Такое благородное дело.
— Малолетними правонарушителями? Чудесно! Ты, значит, замужем, Антея.
— В разводе, — вздохнула она.
— А, прекрасно. То есть… не пообедать ли нам вместе, Антея? Приходи в следующий понедельник, ко мне домой приходи.
— С удовольствием. А я знаю, где ты живешь. Я нашла твой адрес в телефонной книге. Но разве ты не переезжаешь? Говорят, что…
— Нет, — сказал Маркус. — Я не переезжаю. Решительно не переезжаю.
— Ой, мне надо спешить. Тут поблизости, в лечебницу.
— Значит, в понедельник. В половине седьмого.
— До свидания, Маркус.
Когда ее шаги затихли и входная дверь закрылась, он начал смеяться. Рядом с ней он всегда смеялся. Чудачка, она заряжала того, кто оказывался с ней рядом, своей жизненной энергией, и тот невольно начинал хохотать. Карл тоже хохотал, всей душой отдаваясь этому непринужденному, необъяснимому веселью.
Как странно все складывается. Антея вернулась. И сколько радости в этом неожиданном повороте событий! Как простодушно невинно все это, радостно невинно. Вскоре они увидятся вновь Он войдет в обычный мир, где живет она, и там воскреснут его силы. Мир, где люди не требуют друг от друга ничего сверхъестественного, мир уютный, трогательный, забавный.
Маркус и не заметил, как вышел из комнаты и стал спускаться по ступенькам. Продолжать ли работу над книгой? Может, эта книга по силам только гению, а он ведь не гений. Возможно, то, что он хотел сказать о любви и человечности, истинно, вот только в виде теории эту истину выразить невозможно. Ну, ничего, он подумает об этом позднее. А сейчас больше всего ему нужен отдых, каникулы.
