Когда Девар увидел унылый, заброшенный, полузатопленный лагерь, у него сжалось сердце. Воины Ахмеда Уддина подъехали к воротам и передали охране приказ командира. Те несказанно обрадовались: им надоело сидеть в промозглой сырости и стеречь англичан, которых они не понимали и втайне боялись.
Приказ был понятен: расстрелять или зарубить, а трупы зарыть в грязь, ибо европейцы не были достойны почетного сожжения на костре.
Девар медленно вошел в ворота. Пленные не выходили из барака, хотя наверняка видели вооруженных саблями и ружьями всадников и, возможно, догадывались о том, что их ждет.
Девар был прав: двадцать пар глаз с волнением смотрели в щели между бревнами. Англичане молчали. Некоторые не осмеливались дышать.
— Вот и пришла наша смерть. Нам некуда деваться, придется выйти. Иначе, боюсь, они решат поджечь барак, — прошептал Алан. Потом повернулся к товарищам: — Надо попросить, чтобы они отпустили Амриту. Она не англичанка и не пленница, да к тому же женщина.
— Они меня не отпустят, — сказала Амрита и, мысленно представив, что ее ждет, до боли прикусила губу.
Вчерашний разговор о побеге подействовал на нее как глоток воздуха. Англичане так горячо убеждали ее, что она поверила в то, что сумеет выбраться из лагеря, пройти через джунгли и, вернувшись домой, обнимет свою Амину.
Сейчас она видела мрачных мужчин с холодными глазами, с ружьями, извергающими смертельный огонь, и чувствовала, как надежды рушатся, обращаются в прах.
Они что-то прокричали, и Алан выглянул из барака.
— Мы выйдем, и вы совершите то, для чего явились сюда, — смиренно произнес он. — Но среди нас есть женщина, индианка, отпустите ее на свободу.
— Женщина? — удивился воин по имени Фатех, который стоял рядом с Деваром. — Где она? Покажите.
Англичанин оглянулся.
— Иди, Амрита.
— Я останусь с вами, — промолвила женщина. — Неужели вы не понимаете, что меня ждет?
— Кажется, там не только мусульманские воины, среди них есть индийцы. Попробуй хотя бы выглянуть!
Амрита сделала шаг. Ей чудилось, будто напряженные взгляды пленных колют ей спину. Но куда страшнее были взоры тех, кто смотрел ей в лицо.
Девар едва не задохнулся от неожиданности. Не может быть! Вот она, боль его сердца и рана совести, живая и невредимая, но… почему здесь?! Среди английских военнопленных, не во дворце раджи! Он не верил своим глазам. Она ли это? Девару казалось, что в следующий миг у него помутится рассудок.
Фатех уставился на Амриту.
— Мы ее отпустим. Пусть идет к нам, — произнес он на ломаном английском.
— Дайте клятву.
— Мы не даем клятв иноверцам, — гордо заявил мусульманин.
Девар сделал шаг вперед и протянул руку.
— Иди сюда, — произнес он совсем тихо, потому что в горле пересохло от волнения.
Амрита удивилась не меньше, чем Девар. Взгляд его темных глаз был прикован к ней, он завораживал, манил, обещал свободу. Но ее пугали взоры других мужчин и терзала невыносимая боль за обреченных на смерть англичан.
— Почему тебе? — удивился Фатех.
— Она индианка.
— Это ничего не значит. Прежде всего, она — женщина.
В словах мусульманского воина были леденящий холод и такое же леденящее равнодушие. Для принца Арджуна красота была вещью, для воина Хайдара Али — плотью без души, куском мяса.
Девар всегда думал, что он, солдат, обязан бороться за справедливость и защищать слабых. Он желал вернуть себе славу благородного кшатрия, возвыситься над судьбой, а вместо этого ему пришлось похищать женщин и убивать безоружных.
Если Амрита попадет в руки людей Хайдара Али, ему придется стать худшим предателем, чем его отец, и тогда сердце его превратится в окровавленные лохмотья.
Из дверей барака вышел все тот же англичанин, что-то сказал Амрите и решительно потянул ее назад.
Девар вскинул ружье, медленно направил дуло на европейца, а потом внезапно развернулся и выстрелил в Фатеха. В глазах того отразилось почти детское удивление, и он рухнул на землю.
Девар в два прыжка преодолел расстояние до барака и схватил Амриту за руку. Одного быстрого, пронзительного взгляда оказалось достаточно, чтобы она последовала за ним.
На мгновение майсурцы застыли как вкопанные. Но и этого мгновения хватило, чтобы Алан поднял саблю и ружье убитого Фатеха, кинул кому-то из товарищей кинжал. Англичане высыпали из барака и с яростными криками устремились навстречу то ли гибели, то ли спасению, а Девар бросился к лошади, подсадил Амриту в седло и направил коня к ограде. Слышались выстрелы, одна из пуль задела Девара, но он гнал скакуна во весь опор и остановился только после того, когда лагерь остался далеко позади.
Он привязал лошадь у дороги, а сам свернул в заросли. Ни о чем не спрашивая, Амрита последовала за ним.
Она никогда не думала, что деревья могут переплетаться с таким упорством и силой, никогда не видела такого торжества растительности. То было бесконечное препятствие, сплошной баньян[27]. Густая листва над головой, образуя шатер, не позволяла видеть пасмурное небо. Трава и корни цеплялись за щиколотки, под ногами хлюпала вода.
Наконец Девар остановился и сел на поваленное дерево. Было очень влажно, и у путников перехватывало дыхание, по телу струился пот.
— Ты ранен, — это было первое, что сказала Амрита.
— Я могу идти, — ответил Девар. Он был бледен, его левая рука висела плетью, на рукаве виднелась кровь.
Амрита принялась отрывать полосу от своей мокрой юбки. Девар протянул ей нож.
Женщина как могла перевязала рану. Потом спросила:
— Думаешь, за нами гонятся?
— За тобой — не знаю, но меня будут искать, — ответил Девар и замолчал.
Лучше не пытаться разбираться в том, что он сделал. Убил одного из своих сослуживцев, бежал из армии. Он поступил почти так же, как и отец, правда, сделал это не из корысти. Тогда из-за чего, почему? Стоит ли думать об этом?
Все было слишком сложно, а ему требовались силы, чтобы пройти через джунгли и все-таки проводить Амриту домой.
— Я рада, что ты остался жив. Значит, тебе удалось выбраться из джунглей?
— Да.
— Почему ты вернулся обратно?
Он пожал плечами.
— А куда мне было идти?
— Если ты попадешь в руки этих людей, что тебя ждет?
Он поднял глаза.
— Виселица. То же самое будет, если меня схватят англичане.
