Иногда её называют «Мокошь-Дива», что сходно с индуистским «Дэви», а равно и с названием последней из пяти частей Уэльса — Диведом. В поучениях и «словах» Мокошь сравнивают с суровой Гекатой, идолы которой (весьма, к слову сказать, напоминающие гневные формы индуистской Дэви) вымазаны жертвенной кровью.
Суровый характер Богини подтверждается также и засвидетельствованной ещё Далем поговоркой — «Бог не Макешь,[63]чем-нибудь да потешит».
Под «Богом» здесь скорее всего уже подразумевается милосердный «Господь» христиан, в противоположность «Макеши»-Мокоши, от которой ждать милостей неразумно.
На месте капища Мокоши стоит, по всей видимости, Мокошинский монастырь в Черниговской области (как Перыньская обитель в Новгородчине — на месте капища Громовержца).
Названия Мокош, Мокошницы, Мокошин верх известны в Польше, Чехии, у полабских славян — Мукуш, Мукеш, лужицкое Мокошице.
В Пскове жил тиун- управитель Хлоптун Мокуша. Словенцам известна сказка о колдунье по имени Мокошка. Ещё в XVI столетии в исповедальниках, так называемых «худых номоканунцах», исповедникам предписывалось задавать «духовным дочерям» вопрос: «Не ходила ли еси к Мокуше?»
Любопытно, что этот вопрос должен был задаваться среди запретов на всякого рода гадания — «Мокуша»-Мокошь, очевидно, почиталась способной предвещать будущее.
Рыбаков в этой связи указывает на мелькающее в обличениях Языческих суеверий словцо «кошь» или «къшь», упоминающееся рядом с верой в сны («сносудец»), предопределение («усрячу», Сречу). В одном таком списке вместо «кошь» написано Мокошь.
Рыбаков обращается к работам И.И. Срезневского.
По-древнерусски «къшь» — жребий, «къшение» или «кошение» — жеребьёвка, «кошитися» — метать жребий, наконец, «прокъшити» — победить в жеребьёвке (было даже славянское имя Прокош).
С другой стороны, Рыбаков обращает внимание на такие слова, как «кошьница», «кошель», «кошуля» — ёмкости для зерна и хлеба. В связи с этим Борис Александрович предполагал, что имя Богини может быть истолковано как «Ма(ть) судьбы, жребия, участи» или же «Мать коробов, мать урожая».
То есть Макошь становилась Богиней судьбы и плодородия.
Вместе с тем он допускал и толкование от «мокнуть, мокрый» — сравним: «Мать Сыра Земля».
Созвездие Водолея в древней Руси называлось Мокрошь или Мокрешь, моравский историк XVIII века Стржедовский упоминает божество Макосла, связанное с водой, «мокридами» на русском Севере называли обряд, когда в почитаемый колодец бросали пряжу, кудель, что выводит нас на третье истолкование имени русской Богини.
В литовском языке есть слова makstiti — «плести», meksti — «вязать», maks — «торба, мошна» (мы опять возвращаемся к кошулям и кошелям Рыбакова). Из этих и других слов языковеды-лингвисты восстанавливают предполагаемое праславянское слово mokos — прядение.
Это напоминает о Мокуше — странноватом существе из быличек и поговорок русского Севера, с большой головой и руками, очень любящее прясть — когда в ночной темноте в спящем доме слышалось жужжуние вращающегося веретена, говорили — «Мокуша прядёт».
Ей же приписывалась «стрижка» вытертой овцами шерсти (видимо, чтобы прясть из неё). Чтоб не вынуждать Мокушу к таким действиям, ей оставляли что-то вроде жертвы — после стрижки овец оставляли для неё клок шерсти в ножницах. Ленивой девке насмешливо говорили: «Спи, Мокуша пряжу спрядёт за тебя».
Звучала поговорка угрожающе — оставленная ленивой пряхой прялка со спутанной куделью — «Мокуша опряла!» — считалась недобрым знаком. Мокуша напоминает какого-то мелкого домашнего духа, вроде новгородской мокрухи или общерусских мары, кикиморы.[64]
Но есть и черты, делающие её крупнее, — в великий пост Макуша обходит избы, наблюдая за поведением хозяек.
Тут это уже не мелкая нелюдь, склонная к столь же мелким проказам, а существо, охраняющее порядок — да к тому же одно на все избы, что автоматически повышает её в наших глаза Явилась ли севернорусская Мокуша формой вырождения культа древнерусской Мокоши, или изначально существовала параллельно с нею, неясно.
Для нас важнее именно та черта, которую севернорусская Мокуша добавляет в облик своей великой «тёзки». Мо-кошь/Макошь — пряха. А пряха в мифологии существо более чем почтенное.
Она воплощает ни много ни мало — Судьбу, высшее понятие любой Языческой мифологии. В Ведах с прядением или тканьем сравнивали само творение мироздания.
«Да продлится пряжа!» — восклицает ведический певец-риши, подразумевая — да не прервётся род. В мифах и легендах Эллады судьбу пряли мойры (буквально — часть, доля, сравни «къшь» и славянское мифическое существо, олицетворение личной судьбы — Доля) или, как их еще называли, парки.
В гомеровской «Илиаде» говорится: «После претерпит он всё, что ему непреклонная Участь (мойра. — Л.П.) с первого дня, как рождался от матери, выпряла с нитью», «такую, знать, долю суровая Парка выпряла нашему сыну, как я несчастливца родила».
В «Одиссее»: «Пусть испытает всё то, что судьба и могучие Парки в нить бытия роковую вплели для него при рожденье».
А вот как обстояло дело у скандинавов:
Ночь была в доме,
Норны явились
Судьбу предрекать
Властителю юному,
Судили, что будет он прославлен,
Лучшим из конунгов прозван будет;
Так нить судьбы пряли усердно,
Что содрогались в Бралюнде стены.
(Старшая Эдда, Первая песнь о Хельге)
Кроме норн, судьбу пряла, очевидно, и супруга верховного Бога скандинавов Фригг, изображавшаяся на стене Шлезвигской церкви верхом на прялке. На фрисландских пряничных досках изображалась увенчанная полумесяцем Богиня у прялки. У литовцев судьбу человека выпрядала — тоже на прялке! — Богиня Верпея.
Огромным почётом окружали прядение и связанные с ним вещи и понятия на Руси.
Резной узор, покрывавший прялку, включал и «Громовые колёса» с шестью спицами, и солнечные символы, и воплощающие землю квадраты и ромбы — короче говоря, тут был весь мир, от недр, обозначенных изображением змея или некоего драконоподобного существа в основании лопасти, до космических высот с символами светил и грома.
Форму и узоры (и даже технику резьбы) севернорусских прялок полностью повторяют традиционные надгробья Украины и Югославии, каменные надгробья Московского Кремля XIII–XIV веков. Сербский епископ Павел Ненадович в 1743 году запретил устанавливать на могилах увенчанные «преслицом» (прялкой) столбы и шесты, повелев ставить вместо них кресты.