Ожидая, когда он появится в дверях, Ориан размышляла: что делал Ле Бальк на улице Помп? Она отменила свое поручение неделю назад, посчитав, что он хорошо поработал. Объяснение ей дал сам Ле Бальк, когда вошел в кабинет.
— В прошлый раз в этом самом кабинете вы показали мне фото Эдди Ладзано и спросили, не заметил ли я его среди гостей бирманки. Я ответил отрицательно, но у меня были сомнения. Так вот, я разрешил их позавчера вечером. Он даже появился там первым. Красивый мужчина, очень видный, не из простых… Он был на мотоцикле. В нем все еще чувствуются повадки чемпиона.
Ориан хранила спокойствие.
— Он был один? — равнодушно спросила она.
— Да. Он и уехал первым, один.
— Он вас видел?
— Нет, не думаю. Я стоял не близко.
— Спасибо, Ле Бальк, — задумчиво произнесла Ориан. — Я ценю то, что выделаете. Но один совет: избегайте пользоваться моей телефонной линией для передачи дальнейших подробностей, А особенно не упоминайте имен… Никогда не знаешь…
Молодой полицейский побледнел.
— Правда? Ну что я за идиот! Вы считаете, что для Ладзано…
— Нет, не беспокойтесь. Ладзано ничем не рискует. Он верит в свое бессмертие.
— Должно быть, он прав, — вдруг воодушевился Ле Бальк. — Если бы ему суждено было умереть, это случилось бы давно. Такой сорвиголова на мотоцикле!..
Ориан улыбнулась. Сердце ее удваивалось в объеме каждый раз, когда речь шла о Ладзано. Она села за свой компьютер и отправила письма коллегам в Женеве, Люксембурге и Монако. Но все безрезультатно. У нее создалось впечатление, что у ближайших соседей Франции все правосудие ушло в отпуск. «Финансовая галерея» была недавним парижским порождением и с запозданием вступила в Европейский союз. Она спрашивала себя, сколько же еще нужно засадить в тюрьму коррумпированных боссов, чтобы общественность признала работу «Галереи» действенной и не называла «одноразовым крестовым походом». Ладзано, пожалуй, был прав: метила она еще не слишком высоко, не слишком сильно и била. Перечитывая письма таинственного отправителя из Пале-Рояль, она поняла, что ее известность была явно преувеличена. Сколько же влиятельных лиц, богатых и знаменитых, оступались в ее кабинете? Много, но недостаточно. А сколько из них получили заслуженное наказание, заплатили штрафы? Ни один. Нет, ни один. Все вывернулись тем или иным способом. Все вышли из тюрьмы.
Один генеральный директор крупной строительной фирмы просидел лишь три месяца и был освобожден досрочно только потому, что его рабочие устроили манифестацию перед министерством юстиции. «На свободе он приносит больше пользы, он обеспечивает рабочие места», — аргументировал свое решение министр. А вот мелкая рыбешка расплачивалась сполна.
Никто не брал их на поруки, никто не вносил за них залог в пятьдесят миллионов франков, чтобы избавить от тюрьмы. Именно на таких набросилась Ориан после вступления в должность, однако это были жалкие жертвы системы, которая допускала безнаказанность. Она попыталась восстановить в памяти слова Пенсона по поводу Орсони, затем на чистом листе перечислила различные возможные гипотезы об исчезновении супругов Леклерк. Лист покрылся стрелками, цифрами и небольшими диаграммами, понятными только ей одной. Записала она и имя «Артюр» но не нашла для него места на этой кровавой шахматной доске, где слонам, похоже, можно доверять больше, чем королям.
42
Это был кусок картона, довольно большой, вложенный в конверт из дорогой кремовой бумаги. В квартиру Ориан его принес почтальон. Ее имя и фамилия были написаны черными чернилами стилизованным, очень красивым почерком, с изящной завитушкой над «О». Она сразу приметила его в почтовом ящике среди бесплатных газет, рекламных листков и счетов. В итоге она решила подняться к себе, поскольку не очень торопилась к досье, которые уже начинали ее угнетать: ей надоело копаться в мелких финансовых мерзостях одних и других, в их какой-то обыденной бесчестности и изучать испорченные нравы французской демократии. Ориан устроилась в гостиной и включила радио. Осторожно вскрыла красивый конверт. Пригласительный билет, который она достала из конверта, буквально пригвоздил ее к стулу. Это было официальное личное приглашение президента Республики на торжественный вечер в Елисейском дворце, который состоится в следующую пятницу. Особых торжеств не ожидалось, одежда предполагалась тривиальной: выходной костюм для мужчин, костюм или платье для коктейлей для дам. Позолоченные рельефные буквы гласили: «По случаю подписания одного из самых важных контрактов между консорциумом „Аэробус“ и американской компанией „Пан-Американ“ президент Французской республики просит (далее шли фамилия и имя Ориан) присутствовать на вечере, который состоится в больших гостиных дворца». В конце — дата и обычная формула «Просьба ответить». Какое-то время Ориан сидела озадаченная, оторопевщая. Что это, шутка? В таком случае она была грандиозной. Кому понадобилось приглашать ее на такое событие? Она стала припоминать какие-нибудь профессиональные отношения, которыми можно было бы объяснить тот факт, что она значилась в списке приглашенных, составленном в канцелярии президента. Напрасно ломала голову — никого она не вспомнила.
Ее первым побуждением было подскочить к платяному шкафу и сделать смотр гардеробу. Кроме черного ансамбля, ей нечего было надеть на этот прием, который при хорошей погоде, без сомнения, начнется в дворцовых садах. У нее не было гардероба для шикарной и раскованной женщины, любящей одежду разных цветов, которая подчеркивает формы, а не скрывает их. Этот смотр поверг ее в мрачное настроение, тем более что, по ее сведениям, состояние ее счета в банке не позволяло ей сделать себе подарок. В конце концов, совсем не обязательно быть разнаряженной. Хватило бы и легкого платья, оттененного ниткой жемчуга, доставшейся ей от бабушки, Можно еще пойти в салон Клода, чтобы «освежить» прическу. А вот очки…
Ориан встала перед зеркальным шкафом в своей комнате. «Да, очки нужны», — пробормотала она с досадой в голосе.
Она вздохнула, потом вышла. Ей вспомнилось, что во время прогулки с Эдгаром Пенсоном они проходили мимо длинной витрины оптического магазина под аркадами улицы Риволи; там были выставлены тысячи различных моделей оправ. К магазину она подъехала на такси. У нее закружилась голова, когда она вошла в него. Множество зеркал изменяли угол зрения, и у нее возникло странное ощущение присутствия под обстрелом бесчисленного количества пустых глаз. Она перешла в другой торговый зал, пока оптики, мужчина и женщина в одинаковых красных пиджаках с зелеными галстуками, занимались клиентами, которые заставляли их показывать неимоверное количество оправ.
Ориан подошла к искусственному дереву, на ветках которого висели оправы с квадратными провалами, треугольными, другие напоминали горизонтальные амбразуры, очень вытянутой формы. Ориан знала, что ей давно пора было избавиться от своих очков в толстой, мрачной оправе. С тех пор как она постриглась, диспропорция стала почти нелепой. Она походила на тех персонажей из мультиков у которых очки «съедают» лицо. Фотография на ее водительских правах изображала гладкое, спокойное лицо. Но она была такой в далекой юности… Очки служили ее защитой, маской, за которой она пыталась спрятаться. У нее была навязчивая идея: быть невидимой.
