Ориан сразу признала игрока, мужчину, любящего риск и скорость. Мужчину, которого она любила.
Ладзано долго присматривался к положению лесенки.
— Предположим, он забрался наверх, чтобы засунуть пакет. Посмотрю, есть ли пыль на поручнях… Если да, то наверх давно не залезали.
Он поднялся по ступенькам и провел пальцем по металлическому поручню. Палец оказался серым: тест прошел убедительно. Лестницу не переставляли. По словам молодой бирманки, у Артюра не было времени, чтобы запрятать бумаги, так как он очень быстро вернулся. Ладзано решил просмотреть тома энциклопедии; на долю Ориан выпало больше тридцати томов рембодийских кладезей премудрости. Безуспешно. Устав глотать пыль, они решили сделать перерыв. Пока Ориан открывала окно, вспоминая, как несколько часов назад она в «Финансовой галерее» в таком же положении ожидала появления мотоциклиста, Ладзано скрылся и вскоре вернулся с только что открытой бутылкой «Медока», двумя пузатыми рюмками и приличным куском местной ветчины. Подкрепившись, они продолжили осматривать стены.
— Для того чтобы все это переворошить, нам потребуется две недели отпуска и заверение, что хозяин застрял на другом конце света, — заметила Ориан.
Ладзано не ответил. Его взгляд был прикован к другому энциклопедическому ряду, находившемуся над уже просмотренным.
— Любопытно, — задумчиво произнес он. — Это те же самые которые мы уже просмотрели. За исключением трех в середине. Эти тома кажутся толще.
Он поднялся по лесенке и попробовал достать их. Но ему не хватило роста, даже на последней ступеньке. И тут он вспомнил, что Артюр выше его сантиметров на десять. Он легко мог дотянулся до них. Пришлось спуститься.
— А если подложить под ножки энциклопедии? — предложила Ориан. — Я буду тебя страховать, пока ты будешь подниматься.
— Вижу, что следователь мог бы быть превосходным грабителем, — обрадовался Ладзано.
Попытка не оказалась напрасной. Три тома имели обманчивую внешность. Вместо них на полке стояли замаскированные под книги три коробки, в которых лежали бумаги. Ладзано взял документы, они быстро привели все в порядок. Было около семи вечера. Доев ветчину и допив вино, они вышли так же, как и вошли. Ладзано уложил документы в небольшой задний чемоданчик. Мотоцикл рванулся с места. Менее чем через час они отмечали свой успех в «Мезон Фурнез», ресторане на берегу Сены. К сожалению там не было комнат…
— Я должен срочно тебя покинуть, — сказал за ужином Ладзано. — Но я скоро вернусь.
Ориан испытала сильное разочарование, но сумела перебороть себя и остаться такой же красивой.
— Удивительно смелый этот Артюр. Он мог бы запрятать документы в сундук, но нет, этот высококлассный игрок всегда предпочитает риск. Можно подумать, что ни одна победа не будет для него ценна, если, идя к ней, не дрожишь от страха. За ночь я просмотрю все эти бумаги, после чего отдам их в твое распоряжение.
— Но почему бы не сделать этого вместе? — спросила следователь.
— Потому что ты нужна мне живой, — ответил он.
Они больше не возвращались к этой теме. Ночь убаюкала Париж. Когда стало прохладно, Ладзано довез Ориан до дома. Убедившись, что с ней все в порядке, он умчался вместе со своими тайнами.
41
После кончины жены Ладзано продал в квартале Монторгей квартиру, где они жили долго и счастливо многие годы. Южанин находил в этих колоритных и оживленных улицах, наполненных криками торговцев, марсельское очарование. Почти год он жил позади Люксембургского сада на маленькой улочке Сервандони, в большой квартире, выходившей на цветущий двор. Каждое утро он посвящал час прогулке по аллеям, где когда-то гуляли королевы.
Он задержался у группы игроков в шары, потом по-детски радостно смотрел, как детишки запускали маленькие парусники в пруду, подталкивая их палками. У него была уменьшенная телеуправляемая модель четырехмачтовой яхты «Массилия», которую по его просьбе изготовил один марсельский ремесленник. Эта изумительная модель составляла радость окрестной детворы; восхищались ею и взрослые, и даже утки, плывшие цепочкой за тем, что они принимали, может быть, за белого лебедя. На палубе этой уменьшенной модели «Массилии» находился трап, по которому можно было добраться до машинного зала, а именно — до системы водонепроницаемых батареек и электрических проводов. Ладзано заставил вырезать это отверстие по ширине своей правой руки. Именно туда он и вложил пакет с документами Леклерка, когда вечером вернулся после «ограбления». Предварительно он обернул его непромокаемой пленкой.
Следующим утром он спокойно вышел из дома и направился к будке, где хранились красивые парусники, даваемые напрокат ребятам за восемнадцать франков в час. Он был в хороших отношениях с Камиллой, студенткой-фармакологом, подрабатывавшей здесь.
Она была очарована и Ладзано, и его «Массилией». Он не раз доверял ей маленькую яхту. И этим утром он повстречался с Камиллой около пруда Люксембургского сада.
— Доброе утро, мадемуазель. Вручаю вам работенку!
И он протянул обрадованной девушке свой гордо-надменный корабль.
— Ему надо поплавать, но недолго. Позаботьтесь, пожалуйста.
— Можете мне довериться, я буду беречь его как зеницу ока.
Таким же спокойным шагом Ладзано отошел, оседлал свой мотоцикл и исчез.
А в это время Ориан заняла пост у окна своего кабинета. Глядя на бульвар, она ждала своего мотоциклиста. Она вспоминала ужасную картину смерти Изабеллы Леклерк и алую кровь на ее белом костюме. Полиция долго допрашивали вахтера, бывшего на работе в день пожара, допрашивала и советника Маршана. Тот довольно смутно говорил о мотивах своего присутствия в здании в то утро. Но его не в чем было упрекнуть, и ему не было предъявлено никаких обвинений. Полицейский заметил его явный мандраж во время рутинного допроса. Маршан пояснил, что с ним всегда так бывает: стоит, к примеру, ему встретить врача, как он чувствует себя больным. И не его вина, что он так реагирует. Как бы там ни было, следствие продолжалось, однако не было осязаемых следов, на основании которых можно было бы выстроить какую-либо гипотезу. Последний этаж выгорел дотла, и жар был такой сильный, что криминалистам не осталось ничего: ни отпечатков следов, пальцев, осколков взрывного устройства или частиц горючего.
В кабинете Ориан зазвонил телефон. Сам собой включился крошечный магнитофон, установленный Лукасом в ночь после пожара. Звонил Ле Бальк. Она не успела сказать, чтобы он не говорил о делах. Едва она сняла трубку, как полицейский восторженно выпалил:
— Ну и ну! Я видел у бирманки Ладзано.
Ориан грубо положила трубку: сердце захолонуло.
Снова зазвонил телефон.
— Эй, вы шутите, или как? Это же я, Ле Бальк!
— Я узнала вас. Поднимитесь ко мне, — тихо произнесла она, будто включились невидимые уши всех четырех стен.
