– Мне хватит. Я хочу с ним поболтать. – Он бросил на меня взгляд, яснее всяких слов говорящий: «Наедине», и вышел.
В голове все время прокручивались сегодняшние события. Стараясь не обращать внимания на головную боль, я прикрыла глаза руками и не заметила, как подошли двое мужчин.
– Александра Купер?
Я подняла взгляд, они предъявили свои значки и представились:
– Шон Иверсон и Том Беллман. Особый отдел. Пройдемте с нами. Больница предоставила нам комнату, мы бы хотели услышать ваши показания.
Я встала и махнула рукой в сторону бокса:
– Но мне бы не хотелось уходить от Мерсера. Мы ждем, когда он…
– Это недалеко, Алекс. Мы приведем вас обратно, как только закончим.
– А почему этим занимается не убойный отдел? – Я не двинулась с места, и оба детектива выглядели очень недовольными. Я знала, что впадаю в паранойю, но хотелось дать показания копам, которые знали меня и любили Мерсера. Именно они должны заниматься расследованием нападения на него.
– Пойдемте, – сказал Иверсон, поворачиваясь ко мне спиной. – Убойщикам такие дела не дают. Нас назначил сам начальник следственного отдела, – детектив обернулся, и на его лице появилась улыбка, – он даже упомянул, что с вами может быть трудно.
– Я бы хотела, чтобы со мной пошел детектив Чэпмен, если…
– А мы бы предпочли его не звать, если вы не против. Его там не было, это не его дело, и нам бы хотелось все сделать по правилам, хорошо, мисс Прокуратура?
Я схватила свой бумажный пакет и послушно последовала за ними по коридору до лифта, вниз, в небольшую комнатку, на двери которой висела табличка «Охрана».
Почти три часа Иверсон и Беллман допрашивали обо всем, что случилось с того утра, как я вернулась на Манхэттен с Виньярда. За последние десять лет я сама часто допрашивала свидетелей, но все равно поразилась их дотошности и полностью вымоталась. Снова и снова они заставляли меня припомнить каждое движение, шаг, слово и звук, которые были совершены или произнесены в галерее. Я напрягла все свои чувства, чтобы воссоздать картину происшедшего, но по их непроницаемым лицам поняла, что чем-то ответы их не устраивали.
Когда Иверсон закрыл блокнот и встал, я посмотрела на них так же, как на меня смотрели мои свидетели: я хотела знать, поможет ли им эта информация. Нo я ни о чем их не спросила, потому что знала – никто не сможет ответить на этот вопрос.
– Томми отведет вас обратно, Алекс. На сегодня все, но на неделе вам придется проехать с нами на 21-ю улицу. Показать нам все на месте, хорошо?
– Да, буду рада помочь.
На обратном пути мы с детективом Беллманом не сказали друг другу ни слова. Он довел меня до бокса Мерсера и пожал на прощание руку. Майк утащил стул с поста медсестер, втиснул его между стеной и кроватью и сейчас сидел там, спиной к двери, наклонясь вперед. Он держал Мерсера за руку и что-то тихо ему говорил. Я уловила пару знакомых имен и поняла, что Майк просто пересказывает ему истории из жизни, воспоминания, болтает о всякой всячине с молчаливым собеседником. Мерсер лежал в той же позе.
– Эй, Мерсер, – сказал Майк, – Куп вернулась. – И обратился ко мне: – Где была, блондиночка?
Я рассказала про допрос.
– Эти козлы, должно быть, круто с ней обошлись, Мерсер. Выглядит она дерьмово. Открыл бы ты глаза и посмотрел на нее. Я, пожалуй, позаимствую парочку твоих катетеров, приятель, – ей надо влить немного пивка, топливо ей не помешает. Кого назначили на это дело?
– Иверсона и Беллмана.
– Черт возьми, Мерсер. Вытаскивай свой зад из кровати. Этим тупицам нельзя доверить даже проверку фальшивого чека. Они хорошо с тобой обращались, Куп?
Я кивнула.
Примерно в полночь женщина-полицейский из Шестого участка принесла нам с Майком суп в термосе.
Я отнесла еду в палату к Мерсеру. Теперь Майк стоял и что-то говорил про менструацию.
– О чем это ты? – удивилась я. – Может, тебя пора сменить?
– Знаешь, говорят, что люди в коме все слышат. Так вот, если он действительно просто отходит от наркоза, то я скоро к нему пробьюсь. Я хочу, чтобы он, очнувшись, услышал мой голос. Помнишь мой словарь? Я цитирую ему избранные места. Помнишь, как это бесило Мерсера, особенно когда люди смеялись, да он вскочит хотя бы ради того, чтобы надавать мне по морде.
Чэпмен часто шутил, что станет издавать собственный справочник, конкурент «БОСу» – «Большому оксфордскому словарю», Он называл его «ЧИС» – «Чэпменовский исковерканный словарь» – и полагал что его надо печатать и выдавать каждому полицейскому-новобранцу.
Майк снова сел рядом с Мерсером:
– Я решил побаловать его избранным. «Гости» – это когда у женщины месячные, – и Майк изобразил высокий женский голос, имитируя показания свидетельницы: – Но, детектив Уоллес, я не могла позволить ему заниматься этим со мной. На прошлой неделе у меня были гости. «Атлетический» – используется как синоним слова «эпилептический»: офицер Чэпмен, вы не можете арестовать моего брата. У него атлетический припадок. Обычно евреи, ирландцы или итальяшки так говорят, слышала?
– Алекс, ты здесь?
С кровати донесся слабый голос Мерсера. Он так и не открыл глаза, голова все еще была повернута к стене, а слова были еле слышны. Майк вскочил со стула и схватил Мерсера за левую лодыжку – казалось, это единственная часть его тела, где не стояли медицинские приборы, – и поцеловал его пятку.
Я ответила:
– Да.
И мы оба нагнулись над Мерсером, чтобы расслышать, что он скажет.
На его губах появилась тень улыбки, и он прошептал:
– Уведи отсюда этого беложопого расиста.
23
В понедельник, в семь утра, не успела я выйти из душа, как Джейк подал мне телефонную трубку. Звонил Майк Чэпмен.
– Прямое попадание.
– Ты это о чем?
– Мне только что звонил Боб Талер. Сказал, у них совпал образец спермы, найденный на брезенте из багажника универсала Омара Шеффилда, с образцом из их базы данных.
«Прямое попадание» – так говорили ученые, когда образец ДНК улики совпадал с образцом из базы Данных преступников.
Детективам не нужно было называть имена, искать отпечатки пальцев, фотографии или свидетелей – работа, которая раньше отнимала уйму времени, – теперь компьютер проводил сравнение в считанные секунды.
Талер был начальником серологического отделения при судмедэкспертизе и одним из тех, кто добился введения этой системы. Законодательством штата Нью-Йорк было разрешено создание базы данных, а к концу девяностых такие базы появились практически во всех штатах. Постепенно банки данных заполнялись материалом – генетическими отпечатками, ДНК из крови, которую берут у всех заключенных, осужденных за сексуальное преступление или убийство.
